Кукла ходит по земле. Дмитрий Сиротин

просто переехали родители, и она к нам пришла. И у нее, в общем, контакта не было ни с кем, девчонки ее особо не принимали – мол, чего она все молчит? Непонятно, что у нее на уме. А пацаны смотрели на нее, конечно, с интересом. И девчонки ей от этого завидовали, видно, и потому еще сильней на нее злились.

      На нее и Лидия Михайловна, классная наша, злилась. И за синие волосы, и за ошибки. Хотя с русским у всех плохо, но она почему-то именно к Полине больше всего придиралась!

      И от этого Полина еще больше грустила и даже как будто еще больше синела. И мне наконец показалось… Показалось, что я ей тоже нравлюсь. Ну, может, не внешне, но внутренне… Потому что у меня волосы хоть и не синие, но я тоже довольно грустный чел. И неразговорчивый. Только разве что со Степой. Тем более с русским языком у меня нормально как раз, в отличие от прочих предметов, вот я как-то и решился на перемене к ней подойти и говорю:

      – Давай помогу.

      Я правила не запоминаю, просто сам по себе грамотно пишу. Мама говорит: это врожденная грамотность. Может быть. Бывает и такое. Кто-то рождается сразу сильным, кто-то сразу с обалденным голосом, как Паваротти, например, – остается только развивать, чтобы стать великим певцом… А кто-то с врожденной грамотностью. Вот, видно, у меня так. Ну еще и музыкальные способности, конечно…

      В общем, я Полине стал помогать.

      После диктанта как-то, после очередной двойки, она особенно печальная стояла в коридоре у окна, вот тогда я ей и предложил помочь. Боялся, конечно. Вдруг бы она послала подальше. Мало ли что у нее в голове. Тем более в синей… Но она не послала. Просто молча пошла в класс, и я – за ней, и она дала мне свою тетрадку с этим несчастным двоечным диктантом, и я стал проверять. И говорить, где неправильно.

      А то, когда она у окна стояла, мне даже показалось, что она немножко плачет. Беззвучно, конечно. Просто глаза как будто немного такие были… прозрачные, как будто в них слезы. Так что вот, поправил я ей диктант, и потом тоже помогал с русским, а потом она сама уже ко мне подходила, чтоб я помог…

      Но я так и не мог понять, нравлюсь я ей тоже или нет. Потому что подходила она только тогда, когда просила о помощи. Просто так не подходила никогда: спросить – как дела, например…

      Но и то было хорошо. Что подходит.

      А потом у нас был такой вечер в школе – «Осенний бал». Прошлой осенью. Всякие конкурсы, типа «Осеннее блюдо», «Осенний танцпол» и другая ерунда… А в конце были танцы.

      И Лидия Михайловна наша, всегда строгая, немного даже подобрела, потому что ее физик пригласил на танец. А он молодой, красивый, вот она и подобрела, и вся прямо засияла. Конечно, если бы ее, скажем, завхоз пригласил, Василий Родионыч, то вряд ли бы засияла. Потому что он довольно пожилой, и сморщенный, и грузный. Вот физик – это другое дело. Значит, закружились они с физиком в вальсе, а мы на них смотрели и тихо ржали.

      Я все хотел пригласить на танец Полину и все не мог решиться. И тут… Вы представляете, Андрей Бобров, этот, видите ли, гитарист, ка-ак подошел к ней! Да ка-ак пригласил! Да она, гляжу, ка-ак согласилась, да как прямо засветилась вся тоже