Соперница. Эрик-Эмманюэль Шмитт

как ты сам.

      Он поклонился ей и заглянул в глаза:

      – Вам нужен племянник на время вашего пребывания в Милане?

      – Что, простите?

      – Только что вам понадобился племянник. Эта роль мне прекрасно подходит.

      – Алло, дедушка? Представляешь, я дни напролет сопровождаю Карлотту Берлуми!

      – Какую такую Карлотту?

      – Карлотту Берлуми, певицу.

      – Боже мой, так она не умерла?

      – Если и так, то хорошо это скрывает.

      – Карлотта Берлуми… О, Энцо, ты возвращаешь меня в далекое прошлое. Как она теперь выглядит? Со страхом жду твоего ответа…

      – Очень стильно. Прекрасно сохранилась. Ты ведь слышал, как она поет?

      – Да!

      – И ты говорил, что она тебе нравилась…

      – Карлотта Берлуми? Безумно… Она была… она была… Как бы это объяснить? Она была…

      – Соперницей Каллас?

      – Соперницей Каллас? Ну знаешь… Во многих отношениях она даже превосходила ее.

      – В чем именно?

      – Ладно, я закругляюсь, сюда идет твоя бабушка, лазанья ждать не может. Я позвоню тебе позже. Целую, мой мальчик.

      – Умереть в «Ла Скала» – это было бы шикарно!

      Энцо разразился хохотом, услышав это заявление. Вот уже битый час посетители бара с завистью наблюдали за этой странной парой: хилый пижон и пожилая дама, которые болтали без умолку. Карлотта Берлуми уже выпила три «Манхэттена», украшенных мараскиновой вишенкой, а Энцо, привыкший к бережливости, все еще цедил фруктовый коктейль с кубиками льда, позвякивавшими в высоком стакане. Ему все больше нравилось то, что он определил как чувство юмора Карлотты Берлуми. На самом деле юмор у нее как раз напрочь отсутствовал, ведь это качество предполагает скромную отстраненность; комизм заключался в том, что до предела категоричная и невероятно самовлюбленная старуха болтала обо всем, не боясь кого-то шокировать, выставить себя в смешном свете или наговорить глупостей, уверенная, что изрекает истину в последней инстанции. Когда какой-нибудь безрассудный смельчак пытался ей возразить, она либо игнорировала его, либо затыкала ему рот, повышая голос.

      Она продолжала:

      – Только представь заголовки: «Великая певица Карлотта Берлуми заканчивает свою карьеру там же, где начинала, – в миланском „Ла Скала“». Эта новость в один миг облетит весь мир.

      Энцо, уверенный, что лишь немногие вообще помнят, кто такая Карлотта Берлуми, и что это известие вряд ли вызовет ажиотаж в прессе, не решился умерить ее энтузиазм и предпочел уклониться от дискуссии.

      – Так вы дебютировали в «Ла Скала»? – спросил он.

      – Почти. Я пробовалась на роли в нескольких итальянских театрах. В этом преимущество природного голоса: выходишь на сцену совсем юной.

      Под «природным голосом» она подразумевала естественную постановку голоса. Карлотта родилась в Кастильоне-делле-Стивьере и с раннего детства подражала матери и бабушке – те сутки напролет шили, стирали, гладили и беззаботно, как пташки, распевали, не зажимая горло, с опорой на