В перестройке. 1987—2000. Галина Семеновна Сафонова-Пирус

в стране!.. а я помалкивала – уж очень устала! – но после глотка водки все же ожила:

      – Ну, о каком порядке вы говорите в нашей стране рабов!

      Директор бросил на меня удивленный взгляд, а я понеслась дальше: о крепостном праве до революции и еще худшем – сейчас; о том, что в годы социализма было задавлено все живое в людях, и только один страх руководил ими; что надо благодарить Горбачева хотя бы за то, что первым заговорил о раскрепощении…

      Директор вначале слушал мой монолог молча, вроде бы и без эмоций, потом на лице его вспыхнуло удивление, потом согласно закивал головой, а когда и еще выпили, то начал рассказывать о себе… Слушала его, не перебивала, – видела, что человеку надо просто выговориться, – и только, когда он как-то неожиданно замолчал, сказала то, что висело на языке:

      – Знаете, Георгий Алексеевич, как я отношусь к таким, как вы? – Он посмотрел на меня с любопытством. – Жаль вас. Всю-то жизнь вы были задавлены обкомами-райкомами-горкомами-инструкторами-указами… а вот в свободном обществе из вас, может быть, получился бы преуспевающий бизнесмен.

      Поднял он голову, посмотрел мне в глаза и вдруг выдавил:

      – В общем-то, вы правы. Всю жизнь единственной радостью для меня было: после дня выкручиваний, выверчиваний трахнуть водки и забыться.

      Еще бы его послушать, но надо ехать, а он:

      – Вот вы говорили очень умно, правильно, – идет следом по коридору. – Мне и не приходилось еще такого слышать, – спускаемся по лестнице. – Еще бы с вами поговорить, побеседовать, – останавливается, заглядывает в глаза. Но уже сажусь в машину… но уже машу рукой и в последний раз вижу его разгоряченное лицо.

      А ночью – опять! Долго-долго прокручиваю увиденное, услышанное, и все мелькает, мечется: директор-то, наверное, специально подталкивал к таким разговорам, чтоб потом… А тут еще и Платон добавил утром:

      – Видел сон плохой о тебе: будто ты – вся в черных пятнах… вроде как в саже.

      – Это меня перед гэбистами директор вчерашний чернит, – пошутила.

      – Может, и чернит…

      Господи, за что?.. За что в наших душах это липкое, грязное подозрение к каждому, перед кем хоть чуть приоткроешь душу? Неужели так и помрем с этим?

      Сижу с моим любимым телеоператором Сашей Федоровым в холле и читаю ему отрывок из статьи Нуйкина17 в «Новом мире»:

      «Пора бы наших „благодетелей“ поткать носом, как поганых кошек, в дерьмо: прошло уже семьдесят лет после революции, а они еще элементарно не накормили народ. На полках сейчас в основном полу гнилая картошка да минтай в банках…»

      – И самое обидное для нас с тобой, – вдруг грустно говорит Сашка, – что мы с тобой все свои способности потратили, чтобы их брехню заворачивать в красивые фантики и выдавать зрителям.

      Ох, как же он, – до боли! – прав.

      Обсуждение выставки «Одиннадцати».

      Наро-оду, как никогда! Выступает

17

Нуйкин Андрей Александрович – Писатель, журналист, депутат Государственной Думы Федерального Собрания РФ первого созыва (1993 1995).