Наташа. Роман. Екатерина Васильевна Нечаева

Камю в «Мифе о Сизифе» говорил о том, что единственно важный философский вопрос – это «стоит ли жизнь того, чтобы её прожить?». По большому счёту, это вопрос о счастливой жизни – как быть или как стать счастливыми?

      Вы держите в руках третий роман Екатерины Нечаевой. Каждый из них так или иначе связан с ответом на этот вопрос. Первый роман «На другой стороне лжи» – по сути, об истоках человеческого счастья и несчастья. Второй, «Юрфак», – о том, что мы обязаны быть счастливыми из любви к себе и другим, которая только одна и способна преобразить и залечить детские травмы.

      Данный роман поднимает тему счастья из самых глубин присущего всему живому желания жить, которое на уровне человека порождает проблему смысла жизни. Причём, очень важно, что это желание жить здесь показано и в его минимализированном виде – «лишь бы выжить», и в своей предельной полноте – «жить в полное дыхание, даже стоя на краю пропасти». Ещё Данте в своей «Божественной комедии» писал о том, что все человеческие желания ведут к счастью, но при одном условии, если мы не соглашаемся на малое. Согласие на малое – из страхов или лени – и является источником всех несчастий человека, согласие на малое замораживает жизненные силы, вызывая в человеке чувство усталости, скуки, приводя к тому, что ты живёшь не свою жизнь.

      Главная героиня романа оказывается в целом букете негативных экзистенциальных переживаний – одиночество, ужас, отчаяние. Кого-то эти переживания окончательно отправляют на дно, а в ком-то они пробуждают чистое желание жизни – сильное до такой степени, что на меньшее, чем на счастье, он уже не согласен. И этот, последний, ни в коем случае не желает становиться источником боли ни для других, ни для себя. Не желает быть пулей, не способной увернуться от действия физических констант и законов, но – желает быть существом, свободно и играючи конституирующим себя в мире. Он, как змея, которую героиня однажды подержала в руках, жаждет освободиться от старой – пусть и шелковистой – кожи, и вырастить новую – со-причастную себе.

      Сбрасывать кожу – наросшую шелуху —

      змеиная драма, но как без неё сбываться (?!):

      бескожной – больней, но – верней обновлять судьбу,

      застрявшую меж узоров сверкающим глянцем,

      чья яркость скрывает нательные письмена…

      Таинственность знаков не терпит власти и славы.

      Вглядеться же в них – обрести средь иных себя,

      кожею вновь обрастая в любви и… забавах!

      Экзистенциальная интенция романа хорошо видна в описаниях линий жизни разных героев: кто-то существует, а кто-то бытийствует. По Мартину Хайдеггеру, личностное бытие возможно только в горизонте времени, которое переживается человеком не столько как факт изменчивости всего и вся, сколько в качестве временности, преходящести, конечности и мира, и себя. Именно осознание и принятие человеком в себе этой базовой уязвимости и даёт желанию жить накал. Снижение же этого накала неизбежно умаляет ценность самой жизни.

      Роман заставляет вспомнить и переосмыслить периоды жизни, в которых желание еле-еле теплилось, он запускает и инициирует важную внутреннюю работу по пониманию того, а как ты живёшь сейчас, не поступился ли своим счастьем ради мнимых целей? какие «обратки» ты получаешь от прошлого, владеющего тобой в момент их получения? по кругу ли ты ходишь или смог его разомкнуть своим жизненным порывом?

      Чаще всего, болезнь – это крик уже-ослабленной воли-к-жизни о помощи. Можно сдаться, закрыться от этого крика, а можно сказать жизни «Да!», о чём писал в своё время Пауль Тиллих в «Мужестве быть». Мужество сделать первый шаг, дав в себе место трём вечным сёстрам: вере, помнящей о величии человека, причастного вечному и высокому; надежде, деятельно ожидающей грядущего, усматривающей в каждой встрече с Другим красоту и перспективу себя-иного (ибо любая встреча нас меняет); и, конечно, – любви как силе, оживляющей настоящее (стоящее в качестве стоящего).

      Всё познается в сравнении. Прошлые романы легки в чтении своим стилем вплетения сюжетов, героев, исторических сведений в канву повествования, своей – и в нынешнем тексте явленной – высокой художественностью. Однако в данном произведении почувствовалась иная лёгкость. Такое ощущение, что Екатерине удалось сбросить с плеч авторский «груз» ответственности за сказанное слово, чреватой излишней серьёзностью. Здесь автор с прекрасным чувством юмора позволил себе поиграть и с именами отдельных персонажей, и с их личностными описаниями, и с характеристикой животных, а также блистательно передать трагикомичность отдельных эпизодов.

      Роман «Наташа», как и предыдущие два, является подлинным свидетельством авторской любви к природе и истории Пермского края, к людям, вобравшим в себя дух восточной окраины Европы, уральских гор, лесов и множества больших да малых рек. И любовь эта выражена красивейшим образом!

      Человек-творец опустошается, выпуская в жизнь созданное им, которое, в свою очередь, уже наполняет души читателей, зрителей, слушателей. Весь мир – это сообщающиеся сосуды: в одних убывает, в других прибывает. Единственный