«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том II. СССР 1952–1988 гг.. Эдуард Камоцкий

тротуаров не было), привязывал к ботинкам металлические пластины с приваренными к ним ребрами. Войдя в здание, не отвязывал эти пластины, а прямо с улицы, громыхая по паркету, шел на свое рабочее место. Однажды, проходя мимо, это безобразие увидел полковник Кузнецов. Главный конструктор поступил по военному – он посадил этого немца «на губу», велев запереть немца на два часа в кладовке. Немцы восприняли это с юмором и от всей души хохотали по поводу наказания, насмехаясь над соотечественником – по паркету все же в подковах с шипами не ходят.

      Николай Дмитриевич вообще нетерпимо относился к нарушениям этики быта. Когда был он уже генералом и летел в рейсовом самолете, в салоне оказался пьяный офицер, который вел себя по-хамски. Кузнецов поставил его перед собой, сорвал с него погоны, и велел доложить в части, что генерал Кузнецов наложил на него взыскание. По этому поводу тогдашний министр обороны написал письмо Николаю Дмитриевичу, что погоны срывать все же не следовало.

      Конечно, немцы понимали, в какой стране они живут. Они сами только что жили в стране партийной диктатуры и органов гестапо.

      Был характерный случай на испытательной станции.

      Русский моторист в присутствии немецкого моториста, находясь на эстакаде, перегнулся через перила и свалился с двухметровой высоты вниз головой. Его увезли в больницу с сотрясением мозга. Немецкий моторист, напугавшись, что его могут обвинить в покушении на здоровье русского моториста, так убедительно старался показать, как это произошло, что сам свалился, и его увезли в ту же больницу. Такой вот смех сквозь слезы.

      Бывали и по-настоящему острые моменты. Как-то у Кузнецова разбирали дефект в работе камеры сгорания, связанный с работой маслосистемы, поэтому я в этом совещании участвовал. Дефект никак не поддавался устранению, а о ходе работ Кузнецов был обязан докладывать в министерство. Он только что был назначен Главным конструктором, и в министерстве старались убедиться, что их выбор правилен.

      На этом совещании в предвидении неприятного разговора с министерством Кузнецов сорвался. Он стал кричать на начальника отдела камеры сгорания доктора Герлаха, обвиняя его в том, что он занимается саботажем и вредительством. В отношении того разбираемого дефекта я и тогда, и сейчас так не думаю, но через несколько лет после этой сцены, когда Герлах уже в ГДР занимал высокий пост на уровне заместителя министра, его, как мы тогда узнали из газет, обвинили в шпионаже в пользу ФРГ. Нам это было интересно, потому что, возможно, это был наш Герлах, но сам факт, трактуемый, как шпионаж, был для нас «шпионажем» в одной части Германии в пользу другой части той же Германии, т.е. как бы службой одной общей Германии. Это ощущение стало осязаемым после возведения в Берлине каменной стены разделившей Берлин на две части. Разные части не надо разделять – они и так разные, а вот стена свидетельствовала, что на части