Маленький лжец. Митч Элбом

община заплатила немцам выкуп в размере двух миллиардов греческих драхм за свою временную свободу.

      Противиться происходящему было опасно. Немцы контролировали почти все аспекты повседневной жизни в Салониках. Они запретили выпуск еврейских газет. Разграбили их библиотеки. Заставили каждого еврея носить жёлтую звезду на одежде. С разрешения местных властей – что повергло людей в ужас – немцы перевернули вверх дном старое еврейское кладбище, куда несколько месяцев назад ходили Лазарь с детьми, разрушили триста тысяч могил, копались в костях в поисках золотых зубов, пока еврейские семьи рыдали среди останков их близких. Если бы существовало слово, описывающее подобное презрение к другим людям, я бы назвала его. Но его нет. Нацисты даже продавали еврейские надгробные плиты в качестве строительного материала, и некоторые из них пошли на мощение улиц и строительство стен церквей.

      И всё же, наверное, самым большим ударом для еврейской общины был запрет их детям ходить в школу. «У нас нет будущего без образования», – сокрушались старшие. Поэтому они начали проводить секретные уроки друг у друга дома. Чтобы не вызвать подозрений у нацистов, места проведения постоянно меняли.

      В то самое утро была очередь семьи Криспис принимать у себя учеников. Мешки, которые дети принесли с собой, были заполнены книгами, и теперь эти книги были разложены на кухонном столе. Лев рассадил учеников по местам. И позвал своих сыновей:

      – Нико! Себастьян!

      В тот момент Нико прятался в любимом месте в доме: в чулане под лестницей, ведущей в комнаты дедушки с бабушкой. Ручки на двери не было; приходилось подцеплять дверь пальцами, чтобы открыть её. Нико частенько забивался туда, обхватывал колени руками и слушал бурление жизни снаружи: как мать режет овощи на кухне, как сплетничают тётушки, как дедушка с папой спорят о том, сколько платить работникам их табачного бизнеса. Свернувшись калачиком в темноте, Нико чувствовал себя в безопасности. Обычно он ждал, пока мама или папа не крикнут: «Нико! Ужинать!». Иногда даже засиживался подольше, просто чтобы ещё разок услышать своё имя.

      Тем временем Себастьян стоял перед зеркалом в спальне родителей и вглядывался в своё отражение. Он знал, что среди детей будет и Фанни, а потому дольше обычного поправлял подтяжки и приглаживал тёмные волосы так и сяк, чтобы привести себя в приличный вид.

      Внезапно от прихорашивания его отвлекли громкие звуки: захлопали двери, раздались тяжёлые шаги. Себастьян услышал незнакомые мужские голоса. Услышал, как вскрикнула мать. Он открыл дверь и сразу узнал чёрно-коричневые цвета немецкой униформы – солдаты передвигали мебель и рявкали что-то на своём языке, которого Себастьян не понимал. Пришедший с ними усатый мужчина, в котором Себастьян узнал сотрудника еврейской полиции мистера Пинто, перевёл крики солдат на сефардский.

      – Собирайте вещи! У вас пять минут! Через пять минут вас не должно здесь быть!

      За его словами последовала какофония смятения и ужаса, разыгранная обрывками звучащих невпопад фраз.

      – Куда