Дознание в Риге. Николай Свечин

Иван Иванов, из рижских мещан, приписан к рабочему окладу, – начал по памяти рассказывать Никифоров. – Четыре ареста за грабежи. Но это по молодости. Потом он перешел на разгром квартир, там добыча больше. У Ваньки банда человек в десять. Квартирует в трактирном заведении Петерсона на Ярославской улице, дом сорок три. Пользует рынок Красная горка в четвертом участке Московской части.

      – Пользует – это что значит? – уточнил Яан.

      – Ну, продает там краденое, собирает плату за право торговать селедкой…

      – Плату собирает? И что, дают?

      – Дают, иначе могут порезать. Или товар на землю вывалят.

      – А полиция куда смотрит?

      – Как обычно: поверх голов. Околоточному проще не замечать. Конечно, когда дело доходит до полицмейстера и тот спускает участковому приставу, тогда начинают суетиться. Изображают усердные поиски. В серьезных случаях могут и арестовать кого-нибудь из шайки. Но Ярышкин уже при хороших деньгах, он откупается.

      – Господа, – обратился Лыков к рижанам, – вопрос к вам обоим. Ярышкин мог убить старшего Титуса? Ведь не всякий налетчик пойдет на мокрое дело.

      Те переглянулись, и Растегаев осторожно ответил:

      – На Московском форштадте все бывает. Самое поганое в городе место.

      – Там примерно шесть или семь шаек, – добавил Никифоров. – Это не считая шпанки из рабочих. Шпанка по мелочам хищничает: часы где сорвет, рублевину у прохожего отымет. А настоящие бандиты громят зажиточные квартиры и воруют по складам. Вот на Масленицу на Спасо-Церковной улице из амбара Товарищества сахарных заводов украли пятьдесят пудов сахару. Это же на ломовике нужно было вывозить!

      – Сахар пусть, а убийства?

      – Алексей Николаевич, есть и они, – тщательно подбирая слова, ответил хозяин. – Только скрывают. На той неделе стали на Семеновской погреб копать и отыскали скелет. Не из древних.

      – И что?

      – Грохнули кого-то и зарыли. А в статистике отмечено как смерть от неизвестной причины в стародавние времена.

      – А на самом деле чей был скелет?

      – Шайки эти, о которых я сказал, вечно друг с дружкой воюют. Делят Московский форштадт. Ну, как на любой войне, есть потери. Думаю, это их покойник. Павший, так сказать, солдат.

      – Или давеча углубляли Двину напротив Замка, – подхватил Растегаев. – Глядь, а в черпаке-то кости! Половина туловища. И тоже списали на несчастный случай, будто это утопленник.

      – Что же, он сам себя пополам распилил, перед тем как в реку броситься? – возмутился Яан.

      – Нет, его-де землечерпалка ковшом перерубила.

      – Ну у вас и порядки! – осудил Алексей. Но подумал и добавил: – Впрочем, так везде.

      Мужчины помолчали, прихлебывая чай. Потом надворный советник обратился к хозяину:

      – Вы сказали, на Московском форштадте несколько банд и они между собой воюют. А есть главная? Имеется там «король»? Вот как Цвейберг у немцев.

      Никифоров покачал головой:

      – Нету.