Красно-желтые дни. Андрей Гупало

абленной походкой она приблизилась к столику, взяла в руки телефон и опустилась в накрытое простыней высокое кресло.

      – Ну что опять? – раздраженно крикнула она в трубку, пытаясь прикрыть краями простыни пышные бедра и роскошный силиконовый бюст. – Пожарники? Мы что, горим?!.. Нет?.. Ну и чего названивать?.. Что? И у них связь пропала? Ну вообще!.. Сначала скорая, потом полиция, теперь – эти… А при чем тут Иван Захарович? Он, что, должен вам еще и связь чинить? Пусть идут к провайдеру и ему мозги выносят… Какая такая “служебная связь”? А мне плевать! И вообще, сегодня, между прочим день… как его… день труда. Имеет человек право отдохнуть в официальный выходной?!.. Слушай, кукла, ты секретарь или кто? Тебе деньги, между прочим, платят за твою работу! Короче, еще раз позвонят, так и скажи: идите в ж…у. Всё, ариведерчи!

      – Задолбали! – сердито буркнула женщина и откинулась на спинку кресла. Минуту она сидела, разглядывая свое отражение в большом настенном зеркале в позолоченной фигурной оправе. Потом сняла с головы полотенце и густые черные волосы упали на бронзовые от загара плечи.

      – Да, пожарник бы сейчас не помешал… Только его фиг добудишься, – вздохнула она огорченно и, скинув простынь, направилась к бассейну с голубой подсветкой.

      Держась за перила, женщина спустилась в воду, и уже собиралась оттолкнуться от бортика, как вновь зазвучала мелодия арфы.

      – Черт! – хлопнула она ладошкой по воде и вскрикнула от боли. – Когда же это закончится?

      Игнорируя призыв рингтона, женщина схватилась за перила, набрала в легкие воздуха и ушла под воду. Мелодия моментально стихла, а глаза легонько защипало. Она оттолкнулась от стенки бассейна и поплыла, пуская пузыри и глядя на светящиеся ровным светом кругляшки подсветки. Скоро воздух закончился и она вынырнула на поверхность. Рингтон не умолкал.

      – Проклятье! – выругалась женщина и нехотя выбралась из бассейна. Накинув белый махровый халат, она взяла в руки трубку и яростно закричала: – Я тебе говорила, больше не звонить?!

      Вдруг гримаса злобы сменилась улыбкой и она радостно засмеялась:

      – Верунчик, ты, что ль? Прости, я думала опять эта стерва из приемной… Нет-нет, я свободна, – она лукаво прищурилась, – по крайней мере, пока… Прикинь, ни свет ни заря вызвал меня на базу, а теперь спит, как убитый. Чё-чё! Всю ночь за этими отморозками гонялся, только под утро их взяли… Ты чё, не в курсе? Ладно, скажу, только между нами, поняла? Погоди минутку…

      Женщина взяла со стола длинный мундштук, заправила сигарету и щелкнула зажигалкой.

      – Короче, – продолжила она, развалившись на мягком шезлонге и посасывая сигарету, – у вас тут один пацан местный банду сколотил… Да какой Рамзан! Я ж тебе говорю – ме-е-естный… Ну вот! Они всё Ваню троллили, всякие гадости прокурору писали. А когда поняли, что ничего не выйдет, решили дамбу взорвать… Я тебе кляну-у-усь!.. Хорошо их схватили вовремя. Представляешь, чё бы тут было? Пирамиду смыло бы нахрен, а город бы затопило… Да! Полный трындец.

      Женщина жадно затянулась и выпустила вверх облако дыма.

      – Нет… нет, – ехидно улыбнулась она, прижимая трубку правым плечом, – мымра не знает. Её сюда не пускают. Это же только “для важных гостей из области и из Москвы…” Ну да, я тут самый главный гость! – засмеялась она. – Хозяйка медной горы, блин… А ты чё думала? Да без меня тут ни одно дело не решается. Особенно, когда гостей встречать надо… Сама знаешь каких… Ну дак! Им же всё по первому разряду подавай. А я знаю где, кто и почем… Ой, погоди, Верунчик, – всполошилась женщина, – тут по параллельной кто-то звонит. Ладно, пока! Я тебя наберу! Чмоки-чмоки!

      Она сделала сердитое лицо и нажала кнопку приема.

      – Да! Говорите! – командирским тоном рявкнула она в трубку. – Кто? Губернатор?! Те чё, прикалываешься?.. – Женщина сморщила брови. – Мне что, будить его теперь? Он же меня… – прикусила она губу. – Ладно, сейчас попробую растолкать.

      Она вскочила с шезлонга, и с трубкой в руке бросилась к выходу. Поскользнувшись на полпути, ругнулась матом и кинулась обратно, – за сланцами.

      Абрамову снился страшный сон. Ему часто снились кошмары, но так страшно не было никогда. Чаще всего в этих снах он убегал от погони, дрался с соседями по камере, или тонул в болотной жиже. Он давно к ним привык, и даже беспокоился, если кошмаров долго не было.

      Этот сон отличался от прежних необыкновенной реалистичностью и сюжетом. Он видел себя лежащим в роскошном дубовом гробу на собственных похоронах. Вокруг, с бокалами в руках, бродили родственники и друзья. Они шутили и весело смеялись. Иногда кто-нибудь приближался ко гробу и с любопытством заглядывал Абрамову в лицо. В этот момент ему хотелось крикнуть: “Я живой! Вытащите меня отсюда!”, но у него ничего не получалось. Горло и губы были скованы невидимой силой, как и все тело, которое ему не подчинялось.

      Кроме оцепенения, он чувствовал жуткий холод, как будто его только что вынули из большой морозилки. В какой-то момент потолок над ним превратился в зеркало и он ясно увидел свое окоченевшее тело, людей, официантов, венки и среди них – собственный портрет. На фото он, молодой, пышущий здоровьем