Потусторонним вход воспрещён. Екатерина Ландер

потеряла именно их.

      Василиса продолжала колошматить пяткой о ножку стула и наконец довела меня.

      – Ты можешь прекратить?!

      Сестра замерла, подняла голову. В глазах ее читалась крайняя обида. Лицо напряглось, сморщилось, нижняя губа оттопырилась и нехорошо задрожала.

      – Все, началось…

      Я предчувствовала короткую, но яркую в исполнении истерику, которая – конечно же! – не понравится маме, а она вот-вот начнет опаздывать на работу (а еще нужно отправить Лиску умываться и проследить, чтобы она собралась на свой кружок по рисованию; и чтобы кот не выскочил в открытую дверь, пока мама вынесет пакет с мусором к мусоропроводу). И – конечно же! – в утренних слезах младшей дочери всецело и безоговорочно буду виновата я. Что бы она ни сделала.

      Я быстро отпила пару глотков нетронутого чая из маминой кружки, схватила со стола телефон и ретировалась в коридор. Без зрителей сестре мгновенно перехочется устраивать оперный концерт сопрано, а я, между прочим, тоже планировала уйти из дома пораньше.

      В прихожей раздавались голоса родителей (странно, я думала, папа уже успел уйти):

      – Риелтор обещала подготовить документы на продажу квартиры как можно быстрее. Она уже написала с утра, что нашла для нас несколько потенциальных покупателей.

      – Нашей квартиры?!

      Я замерла в дверном проеме. Мама вздрогнула и картинно прижала руку к сердцу, мол, не-подкрадывайся-же-так-сколько-раз-можно-просить?!

      – Пап, но ты обещал, что квартира останется! Что мы не насовсем!

      На секунду отец смутился, быстрым нервным движением поправил на переносице очки, устраивая их поудобнее. Я невольно потянулась к своим. Тонкая золотая оправа отца слегка блеснула.

      – Дочур, но мы же все обсуждали… – начал он смущенно и неловко, теребя редкие тонкие усики (он совсем недавно отпустил их, и, на мой взгляд, такое преображение ему совершенно не шло).

      Но тут вступилась мама:

      – Мы подумали, что не стоит терять время и лучше направить все силы и средства, чтобы поскорее обустроиться здесь, чем переживать, стараясь жить на два города.

      – Конечно! Лучше было сразу оборвать все, связанное с прошлым! – вспыхнула я.

      – Вот попробуешь накопить на свое жилье, тогда поговорим!

      Папа деликатно кашлянул. Мама едва заметно дрогнула лицом и обмякла, кажется, поняв, что слегка перегнула палку.

      – Предлагаю вечером, когда я вернусь, еще раз сесть и обдумать разные варианты. И прийти к общему, который всех устроит!

      – Конечно, когда вы уже все решили, – пробормотала я, но папа сделал вид, что не расслышал, поспешно чмокнул маму в щеку, подхватил портфель и вышел.

      Я нарочно долго завязывала шнурки, макушкой чувствуя мамин взгляд. И сопела – от недовольства, обиды и отчаянного, пусть и глупого, желания, чтобы меня, взрослую дылду, обняли и пообещали, что будут любить всегда. И что перестанут наконец считать ребенком, который не в состоянии сам выбрать, какая школа ему лучше