Потусторонним вход воспрещён. Екатерина Ландер

– устроить розыгрыш в общежитии. Оставалось только найти приятеля и всыпать ему за глупые шутки.

      Я толкнул ближайшую дверь. Комната за ней походила на театральную мастерскую. В углу стоял стол с головастой лампой на кривой «ноге». Среди вороха ткани валялась растрепанная кукла.

      На стене сверху было прибито деревянное полотно с полочками и креплениями для инструментов. Там висели и лежали странные формы, колодки и приборы для вживления шарниров, рядами тянулись мастерки и резцы по дереву. Тонкие золотистые спицы торчали из фарфорового стакана. На бархатной подушечке матово блестели под лампой стеклянные кукольные глаза на проволочных стебельках.

      Остальные стены покрывали рисунки. Бесчисленные альбомные листы заполняли свободное пространство, лепились и наползали друг на друга, почти как в приемной с конторкой и заводным администратором. Страницы содержали чертежи будущих кукол: рассеченных на части, препарированных и вскрытых, с яростно заштрихованными черным карандашом лицами.

      Других источников света в мастерской не обнаружилось, не было даже окон, оттого единственный яркий угол с порога приковывал взгляд. И я сам, и сотни нарисованных кукол с набросков казались мне наблюдателями, с трепетом следящими за работой мастера. Однако место за столом пустовало. Я попятился в коридор.

      Следующее помещение походило на склад. На стеллажах, выстроившихся по бокам от входа, россыпью лежали пластиковые руки, ноги, туловища и безволосые головы. Иногда среди «запчастей» попадались подвешенные к балкам куклы – худые и изможденные, как высушенные мумии. И до ужаса реалистичные. Глаза навыкате излучали тоскливую безнадегу.

      «Зеркало души», – вспомнил я.

      Длинные проволочные ресницы бросали на щеки косые тени. Сероватая кожа шелушилась, точно сделанная из пергамента.

      Прямоугольное отверстие в дальней стене загораживала фанера. «Прям как в окнах общежития», – подумал я. На ней мелом изобразили женщину с огромными миндалевидными глазами. В полупрозрачных голубоватых белках застыли золотые рыбки.

      Под забитым окном стоял витой столик. За ним сидели еще две куклы: тонкий маленький мальчик и сухонькая девочка в платье невесты. И сатин платья, и впалые щеки игрушечной новобрачной отливали неживой синевой. Широко распахнутые глаза мальчика завороженно смотрели на подругу. Темно-бордовый галстук был засунут ему в рот. Нижняя челюсть неестественно широко отставала от верхней.

      На столе перед ними покоился могильный венок. Пыльные, будто присыпанные землей цветы создавали атмосферу тоскливой мрачности.

      Что значат все эти комнаты? Кто стащил сюда кукол, сделал мастерскую в жилом доме? И зачем?

      Я на цыпочках вышел. Из следующего помещения раздавались ритмичные щелчки, стук и глухие удары. Шум издавали вращающиеся барабаны стиральных машин. За дверцами-иллюминаторами мелькало разноцветное тряпье. Гулкое дребезжание вибрацией разносилось по полу.

      Машинки стояли друг на друге в три ряда, верхний упирался