Хроники семи мечей. Эврид Лем

но это не считалось поводом за ними ухлёстывать. Все знали: первый танец – это танец выбора. Во время ритуала образуются пары, кои уже нельзя разлучать. У людей это называется свадьбой – ритуальное соединение пары, которая после считается семьёй. У нас всё происходило проще – и только в праздник Цветения, во время первого танца, а называли его Свелица.

      Девушка или мужчина пускались в пляс, надевая красивый наряд, а некоторые особы и более откровенный, привлекая взоры. Многие знали: танцующий одинок, оттого могли попытать своё счастье, станцевав с ним на пару. Но только одинокий сердцем мог себе такое позволить, потому-то не сразу появлялись желающие выйти на поляну.

      Танцующий мог отвергнуть желающего обрести пару, показав особый знак: красный платочек, привязанный на запястье одиноким. Им танцующий махал вышедшему попытать удачу, коли не желал такового союза. Закреплял же выбор поцелуй, связывающий пару до конца жизни. До ритуала же пара не имела права целовать друг друга и вступать в блудную связь. По законам на сии помыслы накладывалось табу, а порочно зачатый ребёнок в паре, не проходившей Свелицу, считался незаконнорождённым. Его отдавали в Дом богов под опеку служителей, оставляя там навечно: продолжать путь своих попечителей.

      Многие юницы не желали ходить в девках и пытались привлечь парней, дабы обрести семью. Парни же, наоборот, желали свободы. У них бурлила кровь. Желание отведать девичьей прелести толкало на многое. Пары уходили из поселения, дабы избежать чужих глаз, не стеснялись запретных ласк, прятались от родителей, изобретали другие ухищрения.

      После того как пары образовались, старейшина произносил их имена и нарекал семьёй. Брачующиеся оставляли отметины друг другу на лбу, порезав большой палец, породнившись кровью. Селяне поздравляли новоиспечённых молодожёнов от всей души и даже дарили подарки, приготовленные заранее, потом весь народ веселился и плясал, ничего не опасаясь, а молодые могли уединиться, поскольку знали: за сие деяние с ними уже ничего не станется.

      Чтобы подготовить такой праздник, требовалось скосить и убрать траву с большого поля, вкопать столбы для освещения, расставить столы по кругу, навозить дров для костра – и это лишь малая часть всей подготовки. Такой день казался бесконечным, обрекая на непреодолимую усталость к вечеру.

      Утром, пока собирался, я случайно ударился ступнёй о порожек – и с грохотом рухнул на пол, схватившись за ногу. Боль пробрала такая, будто пальцы вовсе оторвало. Немного отлежавшись, я, прихрамывая, добрался до кухни, поел и затем начал собираться в путь.

      Выйдя на улицу, медленно побрёл к поляне, стараясь со всеми здороваться: а как же, вежливость! Народ уже собрался, и мы приступили к уборке травы. Среди зарослей оказался надоедливый кустарник, который пришлось выкорчёвывать. Когда я вытягивал его остатки, случайно не удержался на ногах и с треском рухнул на стоящего позади Нэмфеля, врезавшись затылком в его нескладный подбородок. Сначала он кричал, будто я сломал его, указывая на ямочку