Хенемет-Амон. Павел Сергеевич Марков

дело, добрячок.

      [1] Пшент – корона древнеегипетских фараонов. По происхождению представляла собой две соединенные короны: красный «дешрет» символ власти над Нижним Египтом и белый «хеджет» – над Верхним.

      Хека – крюк-скипетр.

      Нехех – плеть.

      Урей – принадлежность царского убора фараонов, представлявшая собой крепившееся на лбу вертикальное, подчас весьма стилизованное изображение богини-кобры Уаджит – покровительницы Нижнего Египта.

      [2] Хери-теп-аа-сепат (номарх) – должность управителя нома (сепат, провинции) в Древнем Египте.

      Глава 11

      Крик боли и страдания вырвался из груди молодой женщины, когда раскаленный металл коснулся кожи у запястья. Однако он оказался приглушен ладонью меджая. Исет в отчаянной попытке попробовала вырваться, но телохранитель царицы держал ее крепко. Она хотела укусить руку, сжимающую рот, но при первой же потуге страж так сильно сдавил ей челюсть, что потемнело в глазах. А затем вернулась боль. Нестерпимая, жгучая боль, разливающаяся от левой кисти по всему телу, подобно пожирающему пламени. Из глаз снова потекли слезы, хотя казалось, она навсегда утратила способность плакать. Слишком много было пролито их перед ложем любимого господина. И мысли о пер-А, ее Херу и Повелителе давали сил держаться и переносить эту немыслимую боль. Но она не знала, сможет ли терпеть вечно…

      Поджав губы, Хатшепсут с внешним спокойствием следила, как меджай подносит раскаленное лезвие хопеша к руке Исет. Как с уст любимой наложницы Джехутимесу срывается крик. Но этот крик не выходит за стены тронного зала. Его никто не слышит по ту сторону глиняных стен. Он остается здесь, разбиваясь о ладонь верного телохранителя. Великая царица продолжала гордо восседать на троне, нацепив на лицо маску из камня. Однако внутри бушевал огонь, который можно было заметить лишь по вспышкам в глазах. И этот огонь являлся отнюдь не только признаком ярости и гнева. Нет. Дров в пламя бушующих чувств подкидывало и кое-что еще. Сомнения. С каждой секундой, которую Исет стойко переносила под пыткой, Хатшепсут все больше и больше обуревали сомнения. А действительно ли та знает, куда подевался ее сын? Быть может она, как и все, пребывает в неведении?

      Когда поток мыслей, хлынувших в разум, готов был затопить Великую царицу и смыть непроницаемую маску с лица, сквозь крики и стоны прорвались несколько слов. Однако они потонули в воплях боли и отчаяния.

      Хатшепсут резко вскинула руку:

      – Достаточно!

      Страж послушно убрал хопеш.

      – Что ты сказала?

      Исет не ответила. Она готова была рухнуть на красный ковер. И только рука меджая, сжимавшая плечо, не позволила этого сделать. Во всем теле пульсировала боль. Ее прошибал сильный озноб. На лбу выступила испарина. Внутри все жгло, будто кто-то невидимый продолжал прикладывать к ней раскаленный металл. На глаза упала пелена, так что она смутно видела лишь очертания Божественной супруги. И эта пелена накрыла разум. Накрыла против ее желания…

      С губ невольно сорвалось всего одно слово. Оно шепотом пронеслось