Леший. Хозяин Черного леса. Артур Гедеон

слуга в хромовых барских сапогах, подаренных ему на Пасху, а у лавки дрых старый пес Трезор. И где-то рядом галдела десятком голосов дворовая ребятня.

      Долго стоял так помещик. Затем вернулся за стол бюро, выбил пепел из трубки, набил новую, закурил. Какие картины грезились ему впереди! Восторг, страх и ужас! И вновь щелкнуло огниво, и потек дым по его седым залихватским усам и бровям. И когда и с этой трубкой все было покончено, он понял: время продолжать! Набраться храбрости и двигаться дальше. В дверь поскреблись. «Дедушка!» – пропел один девчоночий голосок. «Дедуля! – вторил ему другой, повыше. – Открой, мы тебе леденец принесли! Большоо-оой!» «Кто это?» – громко и грозно спросил пожилой хозяин поместья. «Твои котята! Мяу-мяу!» – ответили хором девочки. «Брысь, кошки! – живо рявкнул он через плечо. – Не мешайте, а то хвосты накручу! Сам позже приду! И канарейку покормите, бездельницы, а то сдохнет!» Взял перо и обмакнул его в чернила. Вот оно, близилось самое интересное, а именно – встреча! С НИМ!..

      «К трем пополудни, как и говорила Инджира, стоял он у легендарного косого камня, основанием прочно вкопанного в землю. У него мятежный Пугачев, как гласила легенда, диктовал свои дерзкие указы. Надпись была выбита одним из грамотных повстанцев: «Был тут русский царь Петр Третий Романов, молвою названный Емельяном Пугачевым, и пришел он дать свободу народам всей страны русской и покарать заклятых врагов самого народа: помещиков и бояр проклятых на кол посадить, а царицу-самозванку немецкую судить торговым судом у позорного столба перед всеми ее подданными, остричь наголо, а потом назад, к немчуре поганой, с позором выслать. Такова моя воля, царя Петра, не убитого, но волей божьей выжившего».

      Записав этот текст карандашом в блокнот, Протопопов Иван вернулся к дороге, где его ждала карета. Мимо проезжала телега, крестьянин подстегивал уставшую пегую лошадку.

      – Эй, человек! – окрикнул его путешественник. – Сколько до Чернышей?

      – Тпррруу! – Мужик остановил повозку, сорвал шапку. – Да к закату, барин, это ежели с расстановкой, доберешься, а коли поторопишься, то и засветло.

      И наскоро объяснил путь: тут налево, потом прямо, тут озерцо, там речка, потом налево и опять направо.

      – Добро, Сусанин, – кивнул Протопопов. – Езжай с богом!

      И крестьянин продолжил путь. Устремился в свою сторону и Протопопов Иван. Но вскоре карета его остановилась, а все потому, что тревожно заржали лошади. Протопопов выглянул в окошко: небо разом потемнело, как будто пелена на свет божий легла. Барин вышел из кареты.

      – Чего это? – зачарованно и с легким испугом спросил возница. – Гроза, что ли, будет?

      Странно дело. В тот день ничто не предвещало бури – ясное летнее небо согревало путешественнику душу и дарило радость. Если бы не одно «но». Предостережение Инджиры. Подумать только, правнучки калмыцких жрецов! Вот оно-то иголкой и покалывало сердце путешественника. И еще он заметил – они как будто в иной край въезжали. Два еще молодых раскидистых дуба росли друг против друга через