Третья жена. Лайза Джуэлл

домов и от галечного пляжа. Переехать сюда было идеей Сьюзи. Она была, как и Эдриан, уроженкой Лондона, но, в отличие от него, не имела эмоциональной привязанности к городу и, прожив три года в университете Суссекса, уже не смогла к нему привыкнуть. Узнав, что беременна, она дважды в неделю ездила тайком в Брайтон и просмотрела больше тридцати вариантов. В один прекрасный день, уже на седьмом месяце, потащила Эдриана на побережье, на «ланч с друзьями», выманила его из брайтонского дома их друзей, привела на берег моря, в Хоу, и указала на маленький коттедж времен короля Эдуарда – там они и прожили следующее десятилетие. Теперь Эдриан испытывал к этому месту смешанные чувства. Здесь он стал отцом, современным молодым папашей, здесь таскал своих толстых детишек на пляж на собственном брюхе, в слинге, возил их, пригибаясь от ветра, в ясли и к нянькам. Здесь началась его взрослая жизнь. И здесь же он стал задыхаться, здесь почувствовал свою неуклюжесть. Здесь каждое утро просыпался с мыслью: когда же кончилось веселье? Зачем я вязну в пеленках, зачем живу с дурно одевающейся чокнутой, называющей меня «папочка»? И куда подевался Лондон? Да, почти все десять лет, прожитых в Хоу, Эдриан грезил о Лондоне. И до сих пор не разобрался, влюбился ли в Кэролайн в возрасте 35 лет или попросту ухватился за шанс вернуться в любимый город.

      И все же, думал он, сворачивая за знакомый угол и подходя к дому, где когда-то жил, то было во многих отношениях золотое время. Ему трудно было без чувства изумления и трепета оглянуться на первые годы жизни с детьми. Да и домик был очаровательный, лучше всех остальных на улице. Эдриан помедлил, любуясь тем, что натворила Сьюзи в саду перед домом: маленьким цветником посередине, клумбами с колокольчиками и амариллисом по бокам, роскошно разросшимся на весь фасад, вовсю цветущим ракитником.

      – Дорогой! – Сьюзи встретила его на пороге в выцветшем сарафане, в старых босоножках, в платке поверх седеющих волос. Когда они познакомились, Сьюзи была великолепной и смахивала на манекенщицу. Эдриану хотелось к ней прикасаться, чтобы убеждаться, что она состоит из плоти и крови. Но ее всегда тяготила собственная безупречная красота, и, прожив с Эдрианом всего несколько недель, она начала ее скрывать. Она спокойно принимала то, что дурнеет от беременностей и деторождения, и чувствовала себя счастливее теперь, войдя в средние лета, когда волосы утратили былой сочный цвет, чудесная кожа на лице пошла морщинами и вся она как бы осела, как запаянный пакетик с рисом, пробитый ножом.

      Сьюзи с преувеличенной благодарностью приняла сирень и повела Эдриана в комнату в глубине дома, которую они всегда звали «солнечной», даже когда было темно.

      К его приходу Сьюзи приготовила чай и накрошила фруктовый салат. За распахнутыми дверями благоухал цветением поздней весны задний сад, тоже поражавший вкусом планировки. Когда они со Сьюзи расстались, все советовали Эдриану продать дом и разделить деньги пополам. Забрать то, что принадлежало ему по праву. И хотя Сьюзи созналась, что в последний год их брака ухитрилась переспать с половиной Хоу, произошло это только потому, что ее забросил муж: он был