Главный инстинкт (сборник). Максим Стрежный

вы говорите, что у вас нет совершенно никаких затруднений, проблем, ЧП?

      Арцимович чувствовала, что ему очень хочется вытянуть из нее какое-нибудь заявление или обязательство – например, закончить с осмотром к обеду – или иным способом заставить ее признать подчиненное по отношению к нему положение, но решительности пойти в открытую ему пока недостает (точнее, обстоятельства пока не позволяют ему быть решительным) и все, что он сейчас может, это лишь обозначить намек.

      – У меня нет совершенно никаких затруднений и проблем, Дитрих, – ответила Арцимович, не колеблясь, – была очень рада с вами побеседовать. Спасибо вам за заботу.

      – У нас с вами большие затруднения и проблемы, Владимир Евгеньевич, – сказала она секунду спустя, отключившись и вновь повернувшись к инженеру, продолжавшему сидеть так тихо, что казалось, будто его и вовсе нет в отсеке. – Как же вы так неаккуратно?

      Владимир Евгеньевич виновато улыбнулся и развел руками.

      – А что, сильно заметно? – спросил он, указывая подбородком на планшет, – я надеялся, что обойдется.

      Держался он хорошо, но в глазах у него была затаенная мука. И мучило его, как теперь точно знала Арцимович, жесточайшее похмелье.

      – А я надеюсь, что среди тех, с кем вы выпивали, есть человек, который может почистить мою базу данных. Система говорит мне, что к мини-серии вы не допущены, а от работы отстранены. Так что смело можете одеваться. Пиджак только пока оставьте и закатайте рукав у рубашки.

      У инженера опустились уголки губ.

      – Отстранение с отсечением? – печально спросил Владимир Евгеньевич, – можно тогда левую?

      Доктор хмыкнула, поднялась из кресла и, отстукивая каблучками, прошагала к киоску с препаратами. Она коснулась пальцами панели, прослушала череду негромких сигналов, перемежавшихся щелканьем смесителя и журчанием переливающейся жидкости, и извлекла из выдающего отсека большой холодный стакан и капсулу инъектора.

      Инженер сидел уже одетым, держа в большой ладони собранную «обвязку».

      – Рубить… – проговорила Арцимович. – Варварство какое. Это не наши методы. Сейчас я вас уколю – сама отвалится. Берите стакан. Мелкими глотками. Давайте руку. Так и быть, левую.

      Арцимович прижала к вене капсулу, надавила на нее, дождалась, пока содержимое всосется. Взяла у инженера датчики и вместе со смятым инъектором бросила в корзину утилизатора.

      – Вкусно, – сказал Владимир Евгеньевич, глотнув из стакана.

      – Вкусно, – со знанием дела подтвердила Арцимович, – сейчас должно стать получше.

      Они несколько минут посидели молча. Доктор покачивала ногой в изящной туфельке, инженер медленно опустошал стакан.

      – Ну как? – спросила Арцимович, когда Владимир Евгеньевич, перегнувшись в кресле, аккуратно опустил пустой стакан в корзину.

      – Чудесно, – ответил Владимир Евгеньевич, – вы, доктор, волшебница. Прекрасная синеглазая