Светлый град на холме, или Кузнец. Татьяна Вячеславовна Иванько

покачала головой:

      – Эйнар сказал, что так каждый почувствует себя Человеком.

      Ингвар смотрит на меня всё тем же непонимающим взглядом:

      – Эйнар набрался этого у своих славян. И ты думаешь так же? То же хочешь и у нас в Брандстане?

      – Даже, если бы я хотела сделать это, мне не удалось бы. Ни стольких учителей, ни серебра на их содержание у нас не хватит. Да и людей, верящих в толк от этой затеи – учить всех, у нас нет. Даже я сомневаюсь, что так уж нужно учить всех желающих… – сказала я. – Правда желают обычно те, кто способен после свои знания применять, тоже учить, например, – я говорила немного рассеянно.

      Сейчас мои мысли мало занимали новые порядки в Сонборге. Я была поглощена мыслями об Эйнаре, о том, как я хочу быть с ним, спасти его от его смертельной тоски. Я после бы подумала обо всём остальном, когда счастье стало бы моим…

      Но правы были те, кто говорил, что нам с Эйнаром не судьба быть вместе. К зиме Эйнар умер. Лада окончательно отобрала его у меня.

      Получив эту страшную весть, я заперлась в своих покоях, чтобы выплакать горе. Но не было во всём мире столько слёз, чтобы можно было выплакать мою боль. Я заперла в моём сердце навсегда. Некоторых людей горе делает мудрыми и добрыми. Меня оно сделало холодной и умной, беспощадной, изощрённой в коварных замыслах. Я не рассчитывала больше на счастье, я не ждала больше Весны.

      Теперь я жила по-другому, и новые цели были передо мной.

      Глава 2. Открытия и ошибки

      Моё детство, несмотря на раннее сиротство, было счастливым. Вокруг меня были люди, которые искренне любили меня, боготворили мою мать, которую я не помнила, говорили о ней только с восторгом, обожанием, восхищением и гордостью. Все без исключения, кто окружал меня. Так же, как и отца. Они оба будто присутствовали постоянно во всём: в том, как был устроен дом, город, да весь йорд. Да и в том, как строилась и моя жизнь.

      Как ни странно, я помнила отца, помнила его светло-синие глаза, такие, что казалось, небо смотрит на меня. И ещё – тепло и силу, защиту, которые я чувствовала, когда он брал меня на руки, когда говорил со мной. И грусть… Я тогда не знала ещё такого слова, но ощущение это осталось со мной навсегда. Повзрослев я поняла, как называется чувство, которое владело моим отцом. А ещё я помнила его голос. Не помнила слов, но голос тоже остался.

      Со мной всё время были Хубава и Ганна. И ещё Боян, к которому я тоже привыкла с младенчества. Вообще мы были дружны с Бояном, он был ещё ребёнком, когда я родилась, поэтому был мне ближе остальных. Он играл со мной иногда, катал на качелях, устроенных на заднем дворе терема. Бывало, носил на плечах. И нередко участвовал и в забавах, что мы устраивали с моими друзьями.

      А их было немало. Я росла с детьми алаев моего отца. У брата Хубавы – Легостая был сын Стирборн. Мы с ним вместе ходили в школу, как и с сыном одного из воевод моего отца, Исольфом («Ледяной волк»), хотя при рождении ему дали имя Хальвард, но прозвище приклеилось к нему чуть ли не с младенчества за строгий нрав и острый волчий взгляд.

      Была у меня и подруга Агнета с белыми волосами и бровями, дочка