Эммануэль. Мадам как яблоко и мед. Эммануэль Арсан

даму, если она… как бы это выразиться… немного устала.

      Он взял ее под руку.

      – Пойдемте. Полиция не очень любит людей, которые шатаются ночью по улицам.

      – Помнится, вы мне говорили, что вы выдающийся адвокат.

      – Вот именно! Поэтому мне и не хочется, чтобы меня уличили в том, что я брожу по ночам по набережной в обнимку с прекрасными иностранками.

      Аурелия зевнула во весь рот, забыв прикрыть его рукой.

      – Но я не хочу спать!

      – Нет, нет. Вам обязательно надо выспаться. Завтра вам рано вставать. Я повезу вас в Агами, на мой пляж…

      5

      Копт заехал за ней в девять утра, когда песок еще не раскалился под полуденным солнцем и вода не стала теплой, как в ванной.

      Он ожидал ее за чашечкой черного кофе в баре отеля. Девушка вскоре спустилась, свеженькая, отдохнувшая, в голубом платье из тонкого ситца, в прекрасном настроении, предвкушая купание и приятное времяпрепровождение…

      Аурелия чуточку расстроилась, что Давид не присоединился к их компании. А ведь она так надеялась на встречу, несмотря на то что накануне обиделась на него. Зачем он так неожиданно сбежал из «Санта-Лючии»? И что значит «Настало время храбрецов»? Он уступил ее Бутросу? Ну и ладно! Если бы тот только пожелал, она отдалась бы ему, не задумываясь. Он же сам нагадал ей по руке, что и для него найдется местечко в ее сердце. А Давид станет следующим. В этом она себе поклялась.

      Сначала они долго ехали через бидонвиль, обступивший Александрию со всех сторон, потом мимо озера Мареотис. От его заболоченных берегов исходил неприятный запах. Наконец они свернули на проселочную дорогу, по обочине которой густо разрослись тростник и папирус.

      Путь «Ягуару» преградил выбеленный под солнцем деревянный шлагбаум, и Бутрос вышел, чтобы поднять его. Дальше дорога спускалась к морю, огибая лагуну. Когда они, миновав песчаные дюны, вырулили к широкому ровному пляжу, защищенному дамбой от западных ветров, Аурелия вскрикнула от восхищения.

      Египтянин оставил машину около небольшой виллы в мавританском стиле, выкрашенной в ослепительно яркий белый цвет. Аурелия не могла скрыть своих восторгов и все повторяла:

      – И все это – ваше? И дом? И пляж?

      – Это принадлежит моей семье. Мой отец построил этот дом в тридцатых годах.

      – Должно быть, он очень богат, ваш отец!

      – Мы все тут были богаты… до войны…

      – А теперь?

      Бутрос воздел руки к небу.

      – Эх! Те, кто могут, как-то выкручиваются, но многие уехали…

      – Почему?

      – В 1956-м революционеры всех экспроприировали.

      – Но вашу семью это не коснулось?

      – Мы не просто египтяне, мы – копты. Они знают, что без нас им не удалось бы поднять страну из руин. Но иностранцев они прогнали – французов, англичан, греков, итальянцев, евреев – никто им не нужен. Семья Давида, например. Его отец был одним из крупнейших промышленников Египта, но и им пришлось бежать. Они не успели даже собрать чемоданы.

      – А почему он вернулся?

      – Его мать так тосковала по родине. Он не мог отправить ее одну.

      Аурелия