Эммануэль. Мадам как яблоко и мед. Эммануэль Арсан

вызывают аппетит… А я так голоден! Может, пойдем пообедаем?

      Она любезно согласилась пойти с ними в «Санта-Лючию». Оркестр, состоящий из пенсионеров, играл «La vie en rose». Сидя на мягком диванчике в ресторане, Бутрос, Давид и Аурелия, зажатая между ними с двух сторон, опорожняли очередную бутылку водки, разбавляя ее индийским тоником и соком лайма. Первая бутылка уже лежала в ведерке с кубиками льда, донышком кверху. Они во все горло орали знакомые всем слова «La vie en rose», причем мужчинам особенно удавался припев.

      Другие посетители «Санта-Лючии» оборачивались и бросали в их сторону осуждающие взгляды. Один ливанец даже встал, подошел к их столику и вежливо попросил не шуметь так громко, но, заметив в компании красивую девушку, от изумления открыл рот и выронил сигару. Бутрос по-отечески похлопал его по плечу и выпроводил восвояси, а Аурелия, спрятавшись за спиной Давида, прыснула со смеху. Давид встал, церемонно поклонился и пригласил ее танцевать. Она охотно последовала за ним на площадку, трепеща от радостного предвкушения, мурлыкая себе под нос: «Il est entré dans mon cœur, une part de bonheur…».

      Она прижалась к груди музыканта, он обнял ее за талию. От мужчины приятно пахло бергамотом. Их бедра соприкасались в танце. Она склонила голову ему на плечо, он нежно касался губами ее ушка. Она млела от удовольствия.

      Оркестр тем временем перешел на танго. Она на секунду отвернулась от Давида, чтобы скинуть туфельки и задвинуть их под стол, а когда повернулась, уже не Давид, а Бутрос протягивал к ней руки.

      Он закручивал ее, опрокидывал навзничь, вертел, крутил во все стороны. Он так лихо танцевал, что от платья оторвалась верхняя пуговичка и залетела куда-то под стол. Ей пришлось опуститься на четвереньки, чтобы ее отыскать. С трудом нашла, обрадовалась и высоко подняла свою находку над головой, чтобы все увидели, но когда попыталась подняться, то поскользнулась на натертом воском полу танцплощадки. Ей стало так смешно! Ноги разъезжались, но чем больше она смеялась, тем меньше шансов у нее оставалось, чтобы встать на ноги.

      Она так и сидела на полу, посередине танцплощадки, растрепанная, в платье наперекосяк, с расстегнутым лифом, из которого ее груди чуть не вываливались наружу, и хохотала как сумасшедшая.

      Подошел Бутрос со стаканом водки и присел рядом с ней на корточки:

      – Вот, пейте. Это приведет вас в чувство.

      Она опрокинула стакан одним махом, выразительно икнула, обняла Бутроса за шею и с его помощью еле-еле приняла вертикальное положение.

      Давид равнодушно наблюдал за ними со стороны, сидя за столиком на диванчике, и рассеянно улыбался. Когда они присоединились к нему, он вдруг посмотрел на часы:

      – Так, мне уже пора! Настало время храбрецов. Бутрос, ты проводишь нашу даму?

      – С превеликим удовольствием!

      Давид наклонился и на прощанье запечатлел поцелуй на ее оголившемся плечике.

      – Спокойной вам ночи…

      Бутрос привез Аурелию в отель «Сесиль» и оставил свой серый «Ягуар» против входа. Он помог девушке выйти из машины и увлек ее в сторону Корниш, чтобы прогулка по набережной и свежий морской