Однажды в замке. Элоиза Джеймс

Смайт-Смитов, не так ли? – простонала Эди.

      – Гонория. Она прелестна. Знаю, что ты считаешь ее плохим музыкантом.

      – Не то слово. Она кошмарна.

      – Вполне возможно. Но она чрезвычайно мила.

      – Терпеть не могу приемов. Так я никогда не найду времени для упражнений.

      – Твой отец заявил, что ожидает от тебя поведения, достойного истинной леди, особенно теперь, когда твой дебют состоялся. Это означает, что если ты не дома, то вряд ли сможешь упражняться.

      Эди издала грубый звук. Вчера она не смогла играть на виолончели из-за лихорадки. А ведь пришлось еще готовиться к балу. Она редко практиковалась менее пяти часов в день и не собиралась изменять своим привычкам.

      – А что, если мой брак закончится, как твой?

      – В моем браке нет ничего плохого, – отрезала Лила, выдувая в окно кольцо дыма.

      – Вы спите в раздельных комнатах.

      – В высшем свете все спят в раздельных комнатах.

      – Но когда вы только поженились, этого не было, – не унималась Эди. – Я часто видела, как отец тебя целовал, а однажды – как поднял тебя, перекинул через плечо и буквально взбежал по лестнице.

      Последовало молчание.

      – Ты не должна была этого видеть.

      – Но почему? Я плохо обращалась с тобой, но в душе была рада видеть отца таким счастливым. Почти хмельным от счастья.

      – Вот тебе и брак. В одну минуту пьян от счастья. В другую – равнодушен, – заметила Лила.

      – Не могу представить Кинросса пьяным от счастья. А ты?

      – Могла бы ты представить отца пьяным от счастья, если бы не видела доказательства собственными глазами?

      – Нет.

      – Временное помешательство, – грустно вымолвила Лила. – Джонас пришел в себя и понял, что я легкомысленная дурочка. Вот и все.

      – Но ты не легкомысленная дурочка.

      – Только прошлой ночью я слышала это из надежного источника.

      – Отец так сказал?

      Эди сняла тряпку со лба, привстала и мутными глазами уставилась на мачеху. Голова ужасно болела, но все же она смогла рассмотреть несчастное лицо Лилы.

      Та затушила сигару и вернула розовый мундштук в оловянную коробочку.

      – Я позвоню Мэри, пусть поможет тебе снять корсет и лечь под одеяло. Хочешь прохладную ванну?

      – Да. Но ты очень расстроена, Лила?

      – Всего лишь приступ меланхолии, – ответила та, садясь на край кровати. – Мне не по себе при мысли о том, что скоро придется расстаться с тобой. Позволь потрогать лоб.

      – Теперь, когда я почти замужняя женщина, расскажешь, куда отец ходит по ночам? Я имею в виду, есть ли у него любовница?

      – Я не спрашивала.

      Лила прикусила губу, прежде чем признаться:

      – Не хочу знать. Господи, да ты вся горишь. Нужно тебя немного охладить. – Она дернула за шнур сонетки.

      Мысли Эди по-прежнему разбегались. Она не была способна ни на чем сосредоточиться.

      – Как выглядит Кинросс? Вблизи, я имею в виду.

      – Свирепо-мужественным. Красив чисто мужской красотой. Плечи широкие, как