Однажды в замке. Элоиза Джеймс

пора идти на трапезу.

      Стантон положил руку Эди на сгиб своего локтя. Она даже не слышала, как дворецкий объявляет, что ужин подан, но другие гости готовились проследовать в столовую.

      Кинросс смотрел на нее с жгучим интересом музыканта, перед которым положили новые ноты, коих он никогда раньше не видел. И она чувствовала то же самое.

      Все это было очень странно.

      Улыбка на ее губах была искренней. Герцог Кинросс был воплощением непроницаемости, и все-таки в какой-то момент она уловила в его глазах нечто вроде беззащитности.

      Значит, Эдит не одна тонет в этом лихорадочном водовороте желания и любопытства.

      Они направились к другим гостям, уже образовавшим процессию, согласно обычным правилам ранга и титулов. Отец и Лила были во главе процессии. Кинросс как герцог встал впереди них, но первыми оказались жених и невеста, леди Гонория Смайт-Смит и граф Чаттерис.

      Стантон наклонился ближе. Его дыхание теплым ветерком овевало ухо Эди.

      – Вы так же музыкальны, как невеста и ее родные?

      – Нет! – со смехом вырвалось у Эди.

      Прикосновение его руки вызвало молнию в ее теле.

      – Лучше или хуже?

      Она рассмеялась еще заразительнее:

      – А если я скажу «хуже»?

      Эдит кокетливо взглянула на нареченного сквозь ресницы. В его глазах медленно проступила улыбка.

      – Могу я подкупить вас, с тем чтобы не слышать вашей игры?

      – Никогда. Больше всего на свете я люблю играть на виолончели. Но вы должны знать: это единственное, что я действительно делаю хорошо.

      – Вы очень хорошо танцуете.

      – Это часть любви к музыке. Я была ужасно больна в ту ночь, когда мы встретились. Вы не догадались?

      Он покачал головой:

      – Понятия не имел, пока вы не написали об этом.

      – У меня была высокая температура. Я чувствовала себя так, словно не хожу, а плыву.

      – Думаю, иногда танцоры описывают это как левитацию.

      Его глаза смешливо сощурились.

      – Я подумал, что вы удивительно грациозны.

      – Я боялась, что упаду в обморок, – призналась Эдит. – Полагаю, единственной частью вечера, которой я искренне наслаждалась, был вальс. Вы чудесно вальсируете.

      – Как и вы, миледи.

      Стантон был настоящим герцогом. Это прослеживалось в каждой его черте. В бессознательной грации каждого движения. В атмосфере властности, окружавшей его. Но было и что-то еще.

      Эдит склонила голову, пытаясь понять, что именно, но двери столовой открылись, и процессия начала двигаться вперед.

      Ужин прошел в разговорах с пожилым джентльменом слева и с Кинроссом справа. В перерывах между беседой Эдит украдкой бросала взгляды на жениха. Он казался бесстрастным, так что никто и никогда не смог бы прочитать, о чем он думает. И все же она точно видела некую уязвимость. Ей хотелось еще раз заметить это в его глазах.

      В спокойном состоянии Гауэйн выглядел почти грозно. Но когда их глаза встречались, свирепость в его взгляде исчезала. Эдит не знала, что кроется в них, но это было что-то неукротимое.