Не шей ты мне, матушка, красный сарафан. Вера Евгеньевна Мосова

сильно нос не задирали. Может, из заводских кого.

      – Голытьбу-то тоже не хочется. Надо отдать девку в добрую семью, в крепкую, чтоб горя не мыкала, сытно жила.

      – А помнишь, надысь3 постоялец был, из тагильских, чернявенький такой, на тройке? В Верхнетуринский завод направлялся. Он уже не впервой останавливается, всё с Нюры глаз не сводит. Небось, на обратном пути опять заедет. Присмотрелся бы ты к нему да поспрошал, чьих он будет, куда ездит, чем занимается. Может, холостой окажется. Чем чёрт не шутит… Только вот думаю, опять нервня. На тройках разъезжает!

      Маруся, случайно услыхавшая этот разговор, передала его сестре. Нюра нахмурилась:

      – Не нравится мне этот постоялец, больно уж у него глазки масляные. «Ах, Анна, позвольте Вашу ручку поцеловать! Ах, Анна, Вы разбили мне сердце! Ах, я умру, если Вы не улыбнётесь!», – передразнила она молодого человека.

      – А вдруг он в тебя влюбился? – не унималась сестра.

      – Да я уверена, что он влюбляется во всех и всегда. Ветреник он! – убедительно сказала Нюра. – Не отдаст меня тятенька за него!

      – Станет он тебя спрашивать, как же! Вспомни, как Ивана женили! Уж как он свою Алёнку любил, как отца умолял, чтоб позволил на ней жениться. Нет, он Лушку ему просватал. Зачем, мол, нам голытьба всякая! Ты думаешь просто так Господь нашего Гришеньку забрал? Нет, не просто! Это кара нам Божья за погубленные души. Алёнка-то, когда себя порешила, говорят, тяжёлая была, Ванькин это ребёночек был, не иначе!

      – Да что ты такое говоришь-то, Маня!? – всплеснула руками Нюра.

      – А знаю, что говорю! Бабы на реке судачили, думали, я мала еще, ничего не понимаю. А я коромысло на плечо и иду, как ни в чём не бывало, будто ничего не слыхала.

      – Ой, Марусечка! Неужели это правда?

      – Девки, ставьте самовар! – крикнул со двора отец, прервав их разговор, – гость у ворот!

      За окном и впрямь был слышен звон бубенцов, и вскоре на пороге появился мужчина средних лет с лёгкой проседью на висках. Сёстры предложили гостю раздеться, подали ему в горницу обед и отправились, было, к себе, чтоб продолжить прерванный разговор, но мужчина их остановил.

      – Как вас звать-величать, красавицы? – спросил он, с интересом разглядывая девушек.

      Сёстры смутившись, назвали свои имена.

      – Стало быть, Анна да Мария? А кто же из вас старшей будет?

      – Я, сударь, – смущённо ответила Нюра.

      – А годочков тебе сколько, милая?

      – Семнадцатый пошёл.

      – А обучены ль вы грамоте, девицы?

      – Обучены, сударь, в церковно-приходской школе учились, – ответила Маруся, которой не терпелось поскорее сбежать от назойливого постояльца.

      Тут вошла Анфиса Игнатьевна узнать, не желает ли гость отведать наливочки клюквенной, и сёстры, воспользовавшись этим, шмыгнули в дверь. Они уже привыкли, что гости, намолчавшись в дороге, заводят с ними беседы, и не придали особого значения этому разговору.

      Девицы

3

Нады́сь – на днях, недавно (устар.)