Большая перемена. Георгий Садовников

в аптеке трость, нанеся существенный урон моей и без того скромной стипендии. Но мой замысел никто не понял. Я-то степенно постукивал тростью по институтским коридорам, ну прямо как маститый ученый, а меня чуть ли не на каждом шагу сочувственно спрашивали: «Что с ногой? Где тебя угораздило?» «Бедолага, вынужден ковылять с палочкой», – говорили за моей спиной. Это про мою-то трость! И мне пришлось с ней расстаться – я ее якобы забыл у дверей районной поликлиники. Авось она все-таки сумеет исполнить свое высокое предназначение, послужив другой несомненно незаурядной персоне.

      Потом прошел выпускной вечер. Однокурсники разъехались по школам, а меня оставили держать экзамены в аспирантуру.

      На кафедре истории это мероприятие считалось пустой формальностью. Прием в аспирантуру был для меня предрешен. И мой будущий научный руководитель профессор Волосюк уже набросал план нашей работы на год вперед.

      Правда, у меня завелся конкурент – некий сельский учитель, но это обстоятельство никто не принимал всерьез. Да и чего, действительно, ждать от человека, выбравшегося из такой глухомани, там библиотеки с академическими томами и архивы, несомненно, существовали только в воображении смельчака, пустившегося в эту бесшабашную авантюру.

      Тогда-то я и снял у бабы Маши отдельную комнатенку и зарылся в фолианты. Где-то в нашем городе тем же самым занимался мой соперник. Но мне было безразлично, кто он и что из себя представляет. Однажды я забежал ненадолго на кафедру истории, а там ко мне подошла молоденькая лаборантка и, округлив будто бы от изумления обведенные тушью глаза, сказала: «Северов, знаете, кто второй претендент? Вы даже не представляете!» Мне бы задержаться на лишнюю минутку и выслушать до конца, но я, самоуверенный, легкомысленно бросил: «Извините, как-нибудь в другой раз, сейчас спешу, мне еще нужно сегодня просмотреть сто страниц!» И ушел, не ведая о совершенной – и для меня гигантской – ошибке. Останься я и выслушай – и этот провал не был бы для меня такой катастрофой.

      Пребывая в полном неведении о том, что… а вернее, кто меня ждет, я продолжал подготовку, вылезая вечерами на короткий променад. Так было и в этот знаменательный вечер. Правда, на сей раз я почти целый день провел в институтском читзале и потому отправился на прогулку, имея на борту, как говорят моряки, тяжелый груз – портфель, набитый конспектами и увесистыми томами монографической литературы.

      Обычно я предпочитал бродить по тихим краснодарским улицам и переулкам. Но сегодня изменил своей привычке. Вблизи от нашего института простирался городской парк, и какой-то бес повел меня именно туда. Нет, я, разумеется, выбрал затененную аллею, лежавшую как бы на отшибе от веселой парковой суеты. Она была тиха и почти безлюдна – несколько темных силуэтов на скамьях, вот и весь народ. Плетясь в глубоком раздумье, я, помнится, размышлял о сарматах и скифах, и мои ноги, предоставленные самим себе, самовольно привели меня к ярко освещенной арене, покрытой асфальтом, окруженной забором