Прощай, Анна К.. Лера Манович

готовы были отказываться от удовольствия пожить без бабушки. А заодно и без меня. Я слышала, как мама сказала бабушке, что уверена в моем благоразумии. Бабушка сначала долго и обиженно сопела, а потом заявила, что на следующий год со мной не поедет.

      Сегодня предпоследний день смены. Завтра в два часа приедет автобус и развезет всех домой. До этого нужно будет подмести пол и сдать грязное белье, сложив все в наволочку.

      Мы с Лешей лежим над обрывом, под раскидистым кустом. Внизу, как серебряный удав, изогнулась река Воронеж. Моторные лодки, которые сверху кажутся крошечными, бегут по ней, оставляя легкий след в виде острого угла.

      – Когда я был совсем маленький, моя мать была худенькая и красивая, – сказал Лешка. И добавил: – Как ты.

      – Она же блондинка, – сказала я, недоумевая, как полная женщина с кирпичным румянцем могла хоть когда-то быть похожей на меня.

      – Она была как девочка. Как ты.

      – А.

      Лешка стал рассказывать про мать. Как она полюбила Лешкиного отца. Как родился Лешка. Как отец потом начал пить и совсем ушел. И как мать стала толстой и некрасивой. Я не знала, зачем он это говорит и какое отношение это имеет к нам. Но я сказала:

      – Понятно.

      – Что понятно? – спросил Лешка.

      – Ну, все.

      Лешка протянул руку и подложил мне под голову. Я чувствовала мягкую ткань его старой рубашки и легкий запах пота.

      – А кем она работает? – спросила я.

      – Кто?

      – Твоя мать, кто еще.

      – Маляром.

      – Кем?

      – Маляром, – смущенно повторил Лешка. – Она классный маляр.

      – А зачем на рыбзаводе маляр?

      Лешка громко засмеялся. Потом замолчал. Мне было все равно, зачем на рыбзаводе маляр. Мало ли. Может, они жирными руками хватаются за стены, и их надо все время белить.

      О чем думал в этот момент Лешка, я не знаю. Мне казалось, что в его плече под моей головой билось сердце. Быстро-быстро. Он потрогал мое лицо. Шею, щеку, губы. Провел по губам пальцем, и от этого мое сердце тоже забилось быстро-быстро. Он приподнялся на локте, наклонился надо мной. Я прикрыла глаза. У поцелуя был вкус обеда, сигарет и чего-то еще. Не противного, но совсем чужого. И больше ничего. Лешка взял мою левую руку, провел ею по себе, я почувствовала под пальцами пуговицу на его брюках. Потом он вложил мне в руку что-то, я вздрогнула и резко села.

      – Прости-прости, – сказал Леха чужим, испуганным голосом и застегнулся.

      На реке три раза прогудел пароход. В столовой над обрывом хлопнуло окно. Запахло булочками. Мне почему-то захотелось туда, в звенящую вилками и ложками духоту с белыми скатертями, к горячим пронумерованным чайникам и некрасивым официанткам. Еще я подумала, что скоро сентябрь, а я решила только две шахматные задачи из шестидесяти, заданных тренером на лето. И что пойду осенью в шестой класс. Все было просто и понятно. И мне вдруг захотелось все это решать, читать и делать. Страшно признаться, мне захотелось к бабушке.

      И тут же, будто она услышала мои мысли, сверху раздался ее вопль:

      – Лера? Лера, ты где?

      Я выглянула из-под куста