Сиреневый туман. Людмила Евсюкова

кто-то за рукав, а Тонька умудрилась схватить за патлы на голове, совсем, как он Лизу. Отыгрались на садисте за все нанесенные обиды и оскорбления в их и без того нелегкой жизни.

      Нинка заглянула потом в налитые кровью Степкины глаза:

      – Ну, как головомойка? Ты ведь такую ежедневно устраиваешь дома.

      Давно пора поставить говнюка на место. Вырвать бы еще язык за гадости, которые говоришь о жене. Уж мы знаем цену каждому из подгорненских и михайловских! Ты- дерьмо по сравнению с супружницей. Тянет семью за двоих и не ноет, как ты.

      Из толпы женщин послышался смешок тетки Мотри, потом громкий крик:

      – Такому пакостнику и женилку следовало бы оторвать, не только рожу набить. Да связываться с правосудием нет резона. Когда сходились, небось, клялся стать опорой и быть с Лизкой в радости и горе до самой смерти? А на самом деле что?

      – Изверг поганый. Бабе жизни никакой. Тьфу на тебя, Степка! Бог все равно накажет! Вот увидишь!

      Накал страстей пошел на спад и, наконец, совсем иссяк. Все, что думали, высказали семейному тирану. Он сидел теперь на пыльной дороге в кругу односельчан. Отдышавшись, пьяный дебошир поднялся, становясь на колени и опираясь на руку, и выдохнул из себя все зло, что в нем накипело:

      – Дуры, бабы! Жаль, чужие. Уж вправил бы вам мозги.– Оттолкнул с гневом стоящих ближе других.

      – Да мы б с тобой рядом и нужду справлять не сели, гомнодав гремучий. Был бы умный, семью б содержал и бабе ночами удовольствие доставлял, а не налево шастал и мозги кулаками вправлял.

      – Много вы понимаете, дуры безмозглые! Бабу надо держать в кулаке. Это главное в жизни.– Огрызнулся и поплелся, качаясь, к реке Чле, чертыхаясь про себя и костеря всех, кто стал участником и одновременно свидетелем его побоища. Сенька за ним.

      Соседи кричали дебоширу вслед:

      – Скатертью дорожка!

      – Бог тебе судья!

      – Иди, проспись! А-то, ишь, грамотей выискался! Любое воспитание с себя начинать надо.

      – Учти: мы Лизку в обиду больше не дадим. Будешь дальше выкобениваться, получишь еще больше подзатыльников. Забудешь, как кулаками машут-то.

      Растрепанная Лиза с одной стороны облокотилась об дерево, с другой оперлась спиной на чужой покосившийся от времени штакетник. Сидела на пожухлой осенней траве вперемежку с опавшими от ветра листьями, раскачивалась из стороны в сторону, зажав руками живот, и постанывала. Бабы, что постарше, бросились к ней.

      – Что, болит? У, изверг!

      – Еще как! – Сквозь зубы выдавила из себя беременная женщина и опять застонала.

      – Может, ударилась обо что или Степка огрел по животу?

      – Хуже, – промычала та сквозь боль.

      – Куда еще хуже! Неужто рожать надумала?

      – Угу, еще с полуночи. Потому и за Степкой поплелась.

      – Лучше б ко мне пришла! Толку от твоего Степана, как от козла молока, – Злобно зыркнула Антонина в сторону, где был до этого Степан.

      – Да