Агитбригада. Фонд А.

помогать с декорациями, тихо сказала:

      – Ты, Гена, не думай, Виктор, в целом, неплохой человек. И хороший комсомолец. А то, что характер у него такой, ну так понимаешь, у таких красивых людей всегда сложный характер.

      И тихо вздохнула, покраснев.

      И я понял, что Клара Колодная отчаянно и безнадёжно влюблена в Виктора Зубатова.

      Так вот, приятным моментом стало то, что Клара Генку почти не гоняла, жалела. Причём настолько, что я, видя, как она своими хрупкими ручонками таскает и переворачивает тяжелые фанерные декорации, сам, добровольно бежал и помогал ей.

      ***

      Вечером же произошло целых два неприятных события. Одно из них касалось непосредственно меня, второе – всю агитбригаду, а, значит, и меня тоже.

      Но здесь лучше по порядку.

      Вечернее агитпредставление оказалось сорвано. Нет, мы подготовились, как и полагается, артисты отрепетировали, мы с Жоржиком перетаскали декорации, и я помог Кларе установить их на отведённой сельсоветом для представления площадке.

      И вот, в десять часов вечера (после вечерней дойки) представление началось.

      Поначалу всё шло хорошо, особенно когда Зёзик заиграл на скрипке и запел разухабистые частушки:

      – От гармошки вспухни ухо, песня звонкая лети!

      Кто девчонке сделал брюхо – за ребёночка плати!

      Ах винтики, ах, шпунтики…

      Народ зашумел, пришел в восторг: все захлопали, радостно заулюлюкали …

      Но вот когда среди похабненького текста он внезапно пропел вставку:

      – Пасха – праздник поповской лиги!

      Взамен кулича даёшь книги!

      Над площадью моментально возникла тишина. Враждебная такая, аж густая. От этого нехорошего молчания становилось не по себе.

      – Ах ты ж, ирод какой! – заверещала вдруг толстая баба в тёмном саржевом платке.

      Через миг народ подхватил, через два – толпа уже бесновалась, ругалась, выкрикивала брань, наступала, ломая декорации. Я увидел расширенные от страха глаза Клары:

      – Беги, Генка! – крикнула она.

      Я схватил её за тонкую ручонку и потянул прочь, в сторону. Вслед за нами разбегались другие артисты, бросая декорации и остальной реквизит. Мы с Кларой притаились в густых кустах орешника, затянувших весь склон, откуда можно было понаблюдать за тем, что происходит на площадке для представления. Толпа не желала расходиться, агрессивно продолжая выкрикивать какие-то ругательства, молодежь продолжала громить декорации.

      – И вот так всегда, – всхлипнула Клара, – и реквизит переломают, и декорации порушат. А мне потом чинить, зашивать. Эх, тёмные люди, потерянное поколение!

      – И часто так? – спросил я.

      – Да почитай в каждом селе что-нибудь да происходит, – вздохнула она. – Нет, ты не думай, до такого вот, как сейчас, редко доходит, всё же они боятся властей. Но в этом селе председатель хитрый жук, уехал как раз перед представлением. Вот они и разошлись.

      Когда страсти утихли и все разошлись, мы с Кларой вернулись на площадку. Там валялись щепки от декораций к «Королю Лир» и рваные