Агитбригада. Фонд А.

на неё никакого внимания, Зёзик продолжил меланхолично петь:

      – Подумайте и хорошенько взвесьте 

      Мой жесткий план – условие невесте: 

      Должна быть женщиной, а не опёнком, 

      Бадьями бёдер в хлебью клёнку лить; 

      Могучая, могущая в пеленки 

      Хоть двойнями, хоть тройнями палить…***

      – Это Зиновий, – представил певуна Гудков. Зиновий никак не отреагировал, продолжая тренькать на балалайке.

      Дальше мы прошли к «мужскому фургону», Гудков громко забарабанил:

      – Товарищи! Сколько можно спать!

      Я тоже удивился, солнце перевалило за полдень, а они ещё спят.

      – У нас народ творческий, так что привыкай, – объяснил Гудков, видя моё недоумение, – сперва выступление, затем репетиция заполночь, а потом отсыпаются до обеда.

      Он опять заколотил по фанерной стенке фургона.

      Через миг там внутри что-то грюкнуло и высунулась заспанная голова, но уже другая.

      – А это у нас Виктор Зубатов, – сообщил мне Гудков и спросил у него, – А где остальные?

      – В село пошли, – хмуро ответил тот.

      – Понятно, – сказал Гудков и повернулся ко мне, – с Бобровичем и Карауловым познакомлю позже. Сам видишь, ушли они.

      – А кто это? – хмуро спросил Зубатов, зевая. – и что с лицом?

      – Это Геннадий Капустин, наш новый помощник, взамен Пахома. А лицо ничего, хорошее лицо трудового человека.

      – Отлично! – Зубкатов повеселел, – а сгоняй-ка, трудовой человек, к сельсовету, я там саквояж давеча забыл. Синий такой.

      – В мои обязанности входит только работа с декорациями, реквизитом и лошадьми, – сухо ответил я.

      Произошло то, чего я опасался, члены агитбригады сейчас начнут гонять меня с личными поручениями. Поэтому нужно было это пресекать сразу.

      – Так саквояж с реквизитом, – нахально усмехнулся Зубатов и добавил, – и побыстрее, мне репетировать надо.

      – Вишь, брат, какое дело, – развёл руками Гудков, мол, ничем помочь не могу.

      Я скрипнул зубами. Но деваться было некуда.

      Дальше мы подошли к другому фургону, где Гудков познакомил меня с женским составом агитбригады.

      Женщины отреагировали на меня более дружелюбно, поахали, какой, мол, я миленький и маленький, посюсюкали, но на этом знакомство окончилось.

      В общем, в этом коллективе было восемь человек, кроме руководителя, с которым я уже познакомился, в состав входили три женщины и четверо мужчин.

      Главным украшением коллектива являлись юные Нюра и Люся, они были практически как сёстры-близнецы, но только наоборот. Если Нюра Рыжова была дивной красоты девицей с греческими миндалевидными глазами с поволокой, напоминающие терновые ягодки в росе, и с удивлённо приоткрытыми земляничными губками, но при этом донельзя толстозадая и коротконогая. То Люся Пересветова, наоборот, подтянутая и высокая, с шикарной грудью, но с невыразительным малокровным лицом, тонкими губами и роговыми очочками на длинном мясистом носу. Соответственно, если Нюра была жгучей брюнеткой,