Скелеты в шкафу благочестивого семейства. Роман. Виктория Чуйкова

глуши, в темноте, на морозе. И я подошел.

      – Приехала? – она лишь пожала плечами. Сил ругаться, доказывать, выяснять что-либо, не было. Я открыл дверь: – Входи!

      – Нет. – замотала она головой и сделала шаг назад. – Я не могу войти, там семья.

      – Семья. Вся. Кроме…

      – Не надо сейчас об этом. Я виновата, хочешь – прогони, я пойму. Хочешь – четвертуй.

      – Что ты хочешь?

      – Кусок хлеба и переночевать. У меня совсем закончились деньги… – Она замялась, и я тогда подумал – стесняется спросить о сыне. Она, словно услышала мои мысли. – Как сын?

      – Растет. Можешь переночевать в домике, там тепло и есть чем подкрепиться. Деньги?

      Я, глупец, достал все, что было, и отдал ей, тут же:

      – Это все, что у меня есть с собою. Где твои вещи?

      – Вот. – Показала она на небольшой саквояж.

      – Пойдем. Утром встретимся, когда ты выспишься и согреешься, поговорим.

      Она пошла за мной, больше не сказав ни слова. Михаил встретил ее не приветливо. Даже более чем, но ушел, оставив одних. Разговор не клеился и я, извинившись, оставил ее одну. Шел в дом, думал, надеялся, идиот, что она увидит сына, как тот вырос, какой стал… и опомнится, останется. Мало кто не ошибается. Ну, сорвалась, нервы, с кем не бывает.

      – Ужинать будешь? – спросила меня мать, и я по взгляду понял – знает.

      – Спасибо, не хочу.

      Эд спал в кроватке, у меня в спальне. Я долго любовался им и всю ночь думал о ней. Утром, отдав сына няньке, первым делом пошел в сторожку, но ее не было. Сердце словно оборвалось.

      – Михаил, где она?

      – НЕ знаю, я зашел растопить, а тут пусто.

      – Ты и не видел, как она выходила?

      Я ему не поверил, честно говорю – не поверил.

      – Нет! – ответил он. А я бросился в комнату, где она должна была ночевать. В надежде, что он не заметил, ошибся, или на крайний случай, она оставила записку.

      – Жан! Я видел следы экипажа у двора.

      – Спасибо! Бог с ней.

      Закрывшись у себя в комнате, я первым делом стал вспоминать, сколько денег я мог ей отдать и надолго ли ей хватит. Затем корил себя, что не сказ ей всю правду о себе и тут же радовался, что не сделал этого. А летом, этого же года, Эд увидел ее, гуляя у моря с няней. Ольга сразу мне сообщила, что она явилась. Я как скаженный помчался, мечтая об одном – забрать сына! Не подпускать ее к нему. Дать ей денег, сколько захочет и что бы мы ее больше никогда не видели в нашей жизни. Эд с нянькой гуляли, а она тихонько так, сидела в стороне и любовалась им, как же она смотрела на него! Сколько нежности и раскаяния было в глазах! Я успокоился и медленно пошел к Эду. Ты, сынок, набирал песок в кулачки и пересыпал его горкой, поглядывая на нее. Я присел рядом, уже не торопясь тебя уводить. Не знаю, чего было больше в моей душе – гордости за тебя, или желания сделать ей больно. Да и пугать тебя не хотелось…. А ты все косил глазки в ее сторону. Как-то неожиданно пошел к ней, говоря: «мама, мама» …. Как же