Последние саксонцы. Юзеф Игнаций Крашевский

доходил тот же гул, состоявший из испуганных голосов и шёрохов, скрипа колёс, хлопанья кнутов, ржания кноей, лая собак, открывания несмазанных дверей, трения о неровную брусчатку тяжёлых колёс. Издалека доходил тонкий голосок какого-то колокольчика, который пищал как птичка в шумном лесу.

      На пороге показался огромный гайдук, который головой почти достигал верхнего косяка. На нём был известный цвет Чарторыйских. Он медленно оглядел залу и, увидев епископа, которого в жизни не видел, но знал по описанию, приблизился к нему с поклоном, держа в руке карточку.

      Красинский живо вырвал у него её и читал, читал и вычитывал. Он в гневе передёрнул плечами.

      – Подождите ответ.

      Гайдук вышел, поклонившись.

      Епископ уже стоял за шторкой.

      – Очень прошу у вас прощения, князь, – воскликнул он, – я не виноват. Мы договорились о кардиналии, а от Мороховского, секретаря Флеминга, я получил письмо, что нас ожидают у него.

      – У Флеминга? – спросил воевода.

      Последовало молчание.

      – Езжайте к Флемингу, – сказал князь.

      – С кем?

      – Одни, пане коханку.

      – Какая от этого польза?

      – Ну, никакая, – сказал князь, – и собрание у меня ни к чему бы не пригодилось, но я всегда рад гостям.

      Епископ был раздражён.

      – Ваша светлость, поговорим серьёзно, кого вы назначаете от себя?

      – Никого, никого, ксендз-епископ, – произнёс воевода, – хотят вести переговоры, пусть пришлют дипломата, я не думаю вести переговоры.

      – Но вы согласились на это, князь! – воскликнул в отчаянии епископ.

      – Я согласился слушать, голубчик, буду слушать терпеливо.

      Сказав это, князь улыбнулся.

      Красинский потерял терпение.

      – Умоляю вас, пане воевода, давайте предотвратим напрасное кровопролитие, назначьте, князь, как обещали!

      – Но из моих к ним никто не поедет, и я не могу искать переговоров, потому что в них не нуждаюсь, я соглашаюсь только на то, что предложения выслушаю.

      За князем послышались голоса.

      Одни энергично брали сторону Радзивилла, а другие Красинского.

      Князь молчал, глядя вокруг.

      – Ежели непременно нужно делать уступки, – сказал он, – пошлю им Шишлу и Дружбацого.

      – Ну ладно, лишь бы имели полномочия князя, – воскликнул епископ.

      Были это придворные князя-воеводы, которые обычно ездили при его карете.

      Пробило четверть пятого.

      Измученный и отчаявшийся епископ начал, ломая руки, нажимать на князя, который молчал, опустив голову. Все вокруг начали возвышать голос и никого уже услышать было невозможно.

      Бжостовский встал у окна и, казалось, собирается отъехать ни с чем.

      – Не вижу иного средства, – вырвался Красинский, – только сам, пожалуй, встану к князю канцлеру. Еду к нему за…

      Князь Иероним задвигался, как будто он также хотел сделать какой-нибудь шаг, но взгляд воеводы его сдержал.

      Радзивилл с равнодушной гордостью уже даже не смотрел