Последние саксонцы. Юзеф Игнаций Крашевский

плакала, мучилась, а переделать себя не могла. Стражникова хотела сделать из неё хорошую хозяйку, а ей снились большой свет и такое общество, какое видела у тётки.

      Поскольку влияние той, живущей по-соседству, всегда панне Аньела давало знать о себе, чтобы затруднить отношения, Коишевская даже переселилась в Кузницы, но попала из-под дождя под водосток. Нашла там гетманову, которая любила общество молодых весёлых девушек, а там всё было на французском соусе.

      Познакомившись сначала с княгиней, Коишевская потом почти совсем отстранилась от неё, чтобы не баламутила ей дочку.

      Повсеместно сочувствовали судьбе панны Аньели, страдающей под тяжёлым ярмом деспотичной матери, но с Коишевской было тяжело. Никто не мог её убедить, делала что хотела, согласно убеждению.

      От окончательного разрыва с Высоким, который бы неминуемо наступил, защищало то, что Коишевская с дочкой, будучи набожной, должна была ездить в приходской костёл в Высоком.

      Там она встречалась с княгиней, которая из милосердия к панне, а немного также, чтобы поставить на своём, навязывалась Коишевской.

      Мать и дочь были недовольны друг другом, но ни та, ни другая измениться не могли. Стражникова была женщиной старой школы, а панна Аньела – ребёнком иного света.

      Единственной надеждой матери было то, что сможет выдать её за такого шляхтича, о каком для неё мечтала, который бы сделал её счастливой и оторвал от легкомысленного общества.

      Было известно, что девушка имела наличные деньги под подушкой, двенадцать тысяч злотых, а кроме того, и деревню, хотя её обременяли разные отчисления и кондикты. Двенадцатью тысячами нельзя было пренебрегать, девушка также была свежая, молодая, любила элегантность, умела щебетать и могла понравиться.

      От кавалеров не было бы отбоя, но всякий боялся стажникову Коишевскую. Говорили, что держала мужа в строгости, знали, что с дочкой обходилась так же деспотично, никто не отваживался добиваться её руки.

      В доме стражниковой людей бывало мало, она также не любила визиты и часто выезжала. Только в воскресенье и праздники видели, как она с матерью приезжала в костёл и молилась с грустным выражением лица. Сочувствовали её судьбе.

      Толочко, который редко когда в воскресенье просиживал у гетмана, обычно направляясь к дому и хозяйству, панну Аньелу почти не видел и вовсе не знал. Его поразили фигура и личико, сердце его забилось. После мессы, когда выходили, он сразу на пороге спросил резидента гетмана, Снегурского, кто это такая.

      – А что же это, пан ротмистр, вы нашей панны стражниковны не знаете? – спросил хорунжий.

      – Если не ошибаюсь, первый раз её вижу, – сказал Толочко. – Панна вовсе ничего, а носит такую грусть в глазах, что мне её почему-то жаль, – сказал ротмистр.

      – Потому что действительно доля её незавидна, – говорил далее хорунжий. – Коишевская, стражникова Троцкая, – почтенная и достойная матрона, но казак в юбке, трудно с ней жить. Также, я слышал, дочка там крест Господень носит