Пыльные перья. Ольга Дехнель

взгляд, будто ожидая, что она отвернется. Саша не отворачивалась, смотрела внимательно, ей мерещились золотые всполохи. Тогда он осторожно прижался губами к пальцу, собирая каплю, а после просто целуя кончики.

      – Спасибо. – Он улыбался, он всегда улыбался, сейчас, в своей постели, вымотанный и прозрачный, он улыбался все равно. Это было удивительно, и это было невыносимо. – Мне нравится твой сарафан. Ты вообще очень хорошо выглядишь сегодня, знаешь?

      Саша хмыкнула, повела рукой в воздухе, пытаясь подобрать правильное слово:

      – Ты сегодня… немного зеленый. Но это ничего. Мне этот цвет не идет совершенно. Я сразу становлюсь похожа на какую-то кладбищенскую розу. Жуткое зрелище, честно говоря. Так что приятно, что кто-то может этот цвет носить с гордостью.

      Он утянул Сашу на себя, она отметила, что Грин все еще горячий, а после уткнулась носом в шею, разрешила разбирать себе волосы.

      Снять всю броню. Остаться голой. И остаться беззащитной. Страшно. А сразу после – удивительно.

      – Приходи сегодня ночью?

      Только теперь она почувствовала, насколько устала. Бесконечная ночь и бесконечный день, полный тупого страха, полиции, документов. Ей не хотелось думать, не хотелось фокусироваться на этих мыслях, ей нравились чуткие пальцы в ее волосах, знакомое даже сквозь одеяло тепло.

      Саша отозвалась еле слышно, скорее урчание, чем настоящий голос:

      – Мятежный сегодня будет тебя охранять, вот увидишь. Я приду еще раз, и он захочет мою голову. Он уже ее хочет. Я слышу его тяжелое дыхание за дверью. – Она мягко забрала пустой флакон у него из рук, подниматься не хотелось, хотелось лечь и уснуть, остаться, пусть это будет вечное лето и вечное уютное тепло. – И мне, наверное, пора идти, в конце концов, мы с ним договорились только о паре минут.

      Грин издал негромкий смешок, признавая ее правоту.

      – Я разберусь. Ты все равно приходи, ладно?

      Саша уже поднималась, расправляла примявшийся сарафан, прятала флакон.

      – Я приду. Ты только убереги меня от кровавой вендетты своего лучшего друга.

      Грин приложил руку к груди, напротив сердца.

      – Обещаю. И приходи скорее. Я буду тебя ждать.

      Саша обернулась в дверях – еще одна крошечная секунда. Потому драгоценная. Он улыбался так, будто его окружают самые лучшие люди. В самом лучшем месте.

      – Раз так, то я приду. Ты обязательно дождись.

      А много ли нужно? Чтобы тебя просто ждали. Оказывается. Саша помахала ему рукой, выскальзывая за дверь. Есть люди, которым отказать решительно невозможно.

      Возвращение Мятежного в комнату было немедленным, почти грозовым. Стоило Саше скрыться за дверью, утянув за собой отголоски лета и смеха, Мятежный вернулся на свой прежний пост у кровати Грина, вызывая у последнего дежавю. Расклад знакомый до боли: еле живой Истомин и Мятежный, дежурящий у его постели. Если бы Мятежный его слышал, он бы не согласился. Серый от беспокойства Мятежный и Грин, который пытался убедить всех в том, что это ничего, он в порядке.