Если бы стены могли говорить… Моя жизнь в архитектуре. Моше Сафди

движения, отражавших ценности сионистского социализма, которые были тесно сплетены с нашим образованием. В те первые дни после рождения нового государства меня восхищало, что автобусной компанией может владеть и управлять кооператив и что различные производства – стекольные, сталелитейные, молокоперерабатывающие – тоже кооперативы, которыми владеют сами рабочие. Я видел свое будущее в кибуце. Однажды в родительский день в школе мой отец произнес речь о социалистической идеологии и о том, почему для образовательного учреждения неприемлемо навязывать такую повестку. Должен сказать, к стыду своему, я с тревогой ожидал этого события еще до того, как все произошло, – не только из-за темы выступления отца, но и из-за его недостаточно хорошего иврита и сефардского акцента.

      Выборы в Израиле не сулили каких-то послаблений для таких предпринимателей, как мой отец. На первых выборах, состоявшихся в 1949 году, отец активно поддерживал небольшую партию сефардов, которая получила четыре места из 120 в кнессете – израильском парламенте. Один из представителей этой партии стал министром внутренних дел – «символическим министром-сефардом», как сказал мой отец. Во время вторых выборов, в 1951-м, отец поддерживал «Общих сионистов», партию частных предпринимателей, надеясь, что они добьются большего и принесут облегчение бизнес-сообществу. «Общие сионисты» действительно добились большего и получили 20 мест в парламенте, но этого было мало, чтобы сбросить «большевиков из МАПАЙ».

      Все больше отчаиваясь, мой отец поехал в Италию – в Милан, чтобы попытаться организовать новое дело. Он разработал планы по созданию в Израиле завода по производству гвоздей и шурупов и, насколько я помню, отослал эти планы на одобрение правительству, а не вернулся домой, чтобы представить их лично. В первые годы независимости эмиграция из Израиля не поощрялась, и это была не просто риторика правительства, а практические меры – например, было очень трудно получить выездную визу. Опасения отца были оправданны: когда профсоюзы узнали о его замыслах, они потребовали 51-процентную долю в новом предприятии, а для отца это было неприемлемо. Для моих родителей настало время принимать трудные решения.

      Мама на три месяца отправилась к отцу в Италию; британская подданная, она не испытывала с визой никаких проблем. Так как я был в некотором роде неуправляемым – был груб с братом и сестрой и, как правило, не слушался, когда взрослые старались подавить меня своим авторитетом, – меня оставили с семьей двух учителей из моей школы. С моими более послушными братом и сестрой остался старший кузен.

      За те три месяца, что я жил с учителями, я угомонился, начал делать домашнюю работу и неожиданно стал получать хорошие оценки. Когда назначенный трехдневный поход отменили и несколько моих одноклассников решили сесть на поезд и сбежать в Тель-Авив на три дня, я, как ни странно, проявил зрелость и беспокойство о семье, с которой жил, и решил не присоединяться к друзьям в этом приключении.

      В