Седьмое небо. Урса Минор

вздохнула Ая. – И мне это совсем не нравится.

      – Почему? – удивился андроид.

      – Потому что это предполагает делить неделимое.

      – Хм… Всё, что делится, делится. И, собственно, делится даже то, что не должно бы. Вот как вот это, например.

      Он покрутил перед Аиным носом никак не желающей собираться в одно целое сломанной усатой антенной связи с материковыми сетевыми станциями.

      – Оно не делится, оно ломается, – снова вздохнула Ая.

      – Я не очень понимаю, что именно во мне ты боишься сломать.

      – Я…

      – Так, чтобы не починить?

      – Я…

      – Слушай, девочка моя, – Бенжи наконец попал защёлкой в узкий паз, отложил антенну на подоконник и поднял глаза. – Меня ничего не тяготит.

      ***

      Той же ночью Ае приснился сон. Сон был странным и страшным одновременно. В нём Революция, освещённый косыми солнечными лучами, сидел у серой каменной стены, скрестив ноги, а перед ним, прямо на траве, грудой запчастей громоздился Бенжи. Глаза у Революции были голубые, бездонные, как небо, и такие же, как небо, пустые. И весь он был похож на хирурга, сошедшего с ума прямо во время операции.

      Ая открыла было рот, чтобы закричать, но крика почему-то не вышло, вышел какой-то сдавленный, еле слышный сип:

      – Кто ты?

      – Я с незнакомыми не знакомлюсь, – холодно сказал Революция, ковыряясь руками в лежащей перед ним груде. – Что надо?

      Но немота держала её за горло, как внезапный приступ астмы.

      Иди сюда, поманил он её пальцем, наклонись, а когда она наклонилась, выдохнул ей прямо в лицо и не улыбнулся – оскалился:

      – Не нужно ничего драматизировать, милая.

      Отдай, думала она, отдай мне его, и растерянно кривилась, собираясь то ли заплакать, то ли вцепиться в это непроницаемое небритое лицо, а руки Революции тем временем проворно сновали туда-сюда, собирая разобранное.

      Он что-то сдвинул, что-то нажал, и лежащий перед ним Бенжи дёрнулся и вздохнул – глубоко, по-человечески.

      – Какая же ты у меня дурочка, – почти ласково сказал Революция, поломанной куклой подталкивая к ней андроида. – Забирай свой багаж.

      ***

      Солнце заливало через окно изголовье кровати и мешало спать. Ая открыла глаза и увидела, что Бенжи, живой и невредимый, сидит у окна, – точно так же, как сидел у окна когда-то в Орли, вглядываясь в происходящее снаружи настоящее. А настоящее приторно пахло мидиями и вереском.

      – Бенжи! – позвала она.

      Ответить андроид не успел.

      – Эй! – раздалось на улице. – Карета подана!

      – Там, внизу, снова Радецкий, и он снова привёл к нашему берегу «Революцию», – улыбаясь во весь рот, заявил Бенжи.

      – Заговор, – констатировала она.

      ***

      – У меня будет к Вам просьба, – поклонился у крыльца Радецкий, подмигивая Бенжи и галантно подавая ей руку. – Что бы ни случилось, философски относиться к происходящему.

      – Да я…

      – Тссс! – и он приложил палец к губам. – Тише, тише.

      ***

      Волна,