И один в поле воин. Юрий Петрович Дольд-Михайлик

я не прощу никогда и никому. Но обращать внимание на сплетни… Это ниже моего достоинства.

      – Тогда выпьем за то, чтобы между нами никогда не возникало никаких недоразумений. Барон, а вы ведь только пригубливаете!

      – Я никогда не пью больше одной-двух рюмок. А поскольку это вторая – разрешите мне продлить удовольствие.

      – Похвально для молодого человека. А вот нам, старикам, приходится себя подстегивать, подхлестывать, чтобы справиться с той огромной работой, которая легла на плечи

      – Но, я вижу, у вас есть время для отдыха, господин майор, – Генрих указал глазами на фотоаппарат, висевший над кроватью.

      – Фотографией я увлекаюсь с детства, а теперь представилась такая возможность пополнить свой альбом. Столько городов, по которым проходил, столько событий, в которых принимал участие! Развернешь в старости – увидишь не только весь свой путь, а и каждый шаг на этом пути

      Майор много выпил, его всегда мутные глаза, теперь блестели, длинное желтое лицо порозовело.

      – Интересно было бы взглянуть на ваш альбом, если, конечно, он не чересчур интимного характера. – Генрих лукаво прищурился.

      – Что вы, что вы – всполошился Шульц – Я человек семейный. Все абсолютно пристойно.

      Майор Шульц склонился над чемоданом, поколдовал у замка и через минуту положил перед Генрихом огромный альбом.

      Альбом действительно был богатый. Фотографии, сделанные в Бельгии, Норвегии, Чехословакии, Франции, Польше. Можно было проследить весь путь, пройденный частью, в которой раньше служил – майор Шульц. А вот большой раздел «Россия». Генрих начал листать странички медленнее. Разрушенные города и села. Голодные, изможденные люди за колючей проволокой. Виселица, и на ней человек. Еще виселица – петля висит над головой какого-то юноши, почти мальчика. Все эти фото служат лишь фоном. На первом плане офицеры, часто сам Шульц. Верно, кто-то помогал ему снимать. А вот один Шульц, во весь рост. Важное надутое лицо, самодовольная улыбка, одна нога стоит на теле убитого. Видно, как поблескивают против солнца хорошо начищенные сапоги.

      – Красноречивый снимок, – бросил Генрих, внимательно вглядываясь в фото.

      – Я бы сказал – символический, – поправил его майор.

      – Его надо беречь как документ.

      – Как документ великой эпохи! – с пафосом «добавил майор.

      Генрих листал альбом, не поднимая глаз, словно боясь, что они выдадут его.

      – А вот мой последний снимок, – майор задержал его руку, указывая на обозначенную в уголке фотографии дату.

      На снимке генерал-майор Даниель в своем служебном кабинете. Он стоит у письменного стола, держа в руках какую-то бумагу. Фоном служит стена, завешенная огромной картой. Линии на карте нечеткие, но жирно обозначенные стрелы хорошо видно. Генриху не трудно догадаться, что на карте обозначен план операции «Железный кулак».

      – Чудесная работа, майор. Вы можете конкурировать с лучшими профессионалами-фотографами. Честное слово, я был бы рад получить от вас фотографию