И один в поле воин. Юрий Петрович Дольд-Михайлик

и четвертая… у советского командования.

      – Итак, – резко прервал Генрих, – майор Шульц высказал подозрение, что эту четвертую карту передал русским я? Да?

      Генрих с такой силой сжал руками спинку стула, что она затрещала.

      – Помилуй бог, он лишь попытался намекнуть…

      – Я убью его! – в ярости воскликнул Генрих.

      Его лицо побледнело, губы сжались так, что их совсем не стало видно, глаза налились кровью, а рука порывисто легла на кобуру офицерского маузера.

      Не помня себя, он бросился к двери и, возможно, выбежал бы, если бы оберст силой не задержал его на пороге.

      – Стой! – грозно крикнул Бертгольд. – Ты забываешь, что ты в армии!

      Он силой вырвал из рук Генриха маузер, сам вложил его в кобуру и застегнул ее.

      – Успокойся! Намек Шульца, говорю тебе, не произвел ни малейшего впечатления. Все восприняли его, как глупую выходку, и начальник штаба генерал-майор Даниель сделал ему замечание. О себе я уже не говорю. Шульц здесь же, на совещании, в присутствии всех вынужден был выкручиваться и просить у меня извинения.

      Генрих опустился в кресло, подпер голову руками и угрюмо уставился в пол.

      – Так-то лучше! Посиди немного и обо всем спокойно подумай, – уговаривал оберст. – Да что ты хочешь? В свои двадцать два года ты уже имеешь заслуги перед отечеством, лейтенант, владелец солидного капитала, тогда как Шульц не может даже приобрести себе приличного парадного мундира. Его жадность к деньгам всем известна. Как же ему не завидовать тебе, молодому и богатому человеку, перед которым открыта такая блестящая карьера! Не обращай на это внимания. Я рассказал тебе всю историю с единственной целью, чтобы ты знал: система сплетен и доносов у нас расцвела вовсю. Тебе завидуют и будут завидовать, где бы ты ни был и что бы ты ни делал.

      – Но с этим Шульцем я поговорю! – угрожающе отозвался Генрих.

      – Запрещаю как начальник и не советую как человек, который хочет заменить тебе отца. Ты можешь его игнорировать, но разговаривать об этом не следует. Сделай вид, что ты ничего не знаешь. Ты обещаешь?

      – Но…

      – Никаких «но». Дай мне слово офицера, что не подашь виду ни единым намеком.

      Генрих промолчал.

      – Даешь слово?

      – Герр оберст…

      – Я требую от тебя слова офицера. Повторяю: я не только друг твоего отца, но и твой начальник.

      – Хорошо, – хмуро проговорил Генрих. – Даю слово офицера не заводить об этом разговора. Но оставляю за собой право при случае отблагодарить Шульца.

      – Ну вот и договорились! А теперь, когда мы с тобой поняли друг друга, давай потолкуем о другом.

      – Вы вчера упоминали о каком-то задании? – напомнил Генрих.

      – Именно об этом я и хочу сейчас с тобой поговорить. Слушай внимательно, дело идет о новой операции, точнее о подготовке к ней. Она будет несколько меньшего масштаба, чем неудачный «Железный кулак», но у нее свои особенности и трудности, так как это связано с ликвидацией большого