Котёнок. Владарг Дельсат

Катя, а почему ты выплюнула суп?

      – Перец… Соль… – выдавливаю я сквозь сжатые зубы. – Нельзя.

      – Согласен, – удивлённо отзывается кто-то. – Но она откуда знает?

      Доктора некоторое время спорят о том, что я всё называю правильно, что значит – мной занимались врачи, но никаких бумаг об этом почему-то нет. В конце концов кто-то говорит о полиции, а Пётр Ильич рассказывает, что у меня комплекс вины перед бросившими меня родителями и что-то попытавшимся сделать папой. Ну почему я сиротой-то стала… Я этого не понимаю, но поесть всё-таки надо.

      Я открываю глаза, чтобы увидеть перед собой пожилого мужчину в очках. Кушать уже сильно хочется, поэтому я пытаюсь его разжалобить. Ну, насколько умею. Я прошу у него кусочек хлебушка, маленький, потому что сильно уже голодна, а он… он обнимает меня, отчего выключается свет. Я снова падаю в тёплую воду, просто не удержав контроль.

      Глава четвёртая

      Доктора мне верят, так что я не симулянтка, но на этом все хорошие новости заканчиваются. Я сирота, это значит – детский дом, потому что хосписа я боюсь так, что просто опасно. Медсестру мне заменяют, предыдущая не виновата оказалась, но я её боюсь теперь, а меня не хотят мучить почему-то. Ну это они так говорят, я-то верить, конечно, не спешу. Я людям вообще, оказывается, как-то не очень доверяю теперь.

      Мне кажется, что доктора всё равно ничего делать не торопятся. Только руку мне загипсовали. А я внезапно обнаружила, что вторая – ну, левая – не болит. Значит, хотя бы писать смогу, уже что-то хорошее в жизни. Меня ждёт не самая удобная коляска, кислорода мне не положено, поэтому надо правильно дышать, ну и… и все. Что-либо сделать со мной не могут, по их словам, значит, ждёт меня детдом в ближайшие дни.

      Как папа говорил, «раньше сядем, раньше выйдем» – значит, раньше начнут бить, поскорее всё и закончится. Я не надеюсь ни на что хорошее. Почему-то совсем не надеюсь, хотя до слёз хочу, чтобы меня обнимали и любили. Но такое просто невозможно, поэтому я стараюсь не думать об этом.

      Я уже могу поесть сама левой рукой. Пища у меня правильная, хоть и невкусная, но я просто очень хорошо знаю, что такое «надо». Поэтому молча подчиняюсь всем требованиям, терплю болючие уколы, хотя непонятно, зачем колоть витамины, но, наверное, взрослые совсем не мучить не могут. Впрочем, мне это совсем неважно. Главное – мне разрешают двигаться самой и даже на улицу выезжать.

      Здесь сейчас май месяц, скоро закончится школа, поэтому у меня будет три месяца каникул. Радостное время для тех, у кого есть родители, хотя кто знает, какое оно для сирот. Их, скорее всего, вывозят куда-то на отдых, но я же в коляске, так что буду одна в пустом здании, наверное, раздражать вынужденных возиться со мной взрослых. А раздражённые взрослые будут срывать на мне зло, значит, скорее забьют до смерти. А что, мне подходит!

      – Завтра тебя выпишут, – сообщает мне медсестра, имени которой я не помню. – Руку можно лечить и не в больнице, нечего место занимать.

      – Спасибо, –