Серые розы Роннебю. Мия Велизарова

каждый день стирать белье, будь оно неладно. А что его стирать, если оно и так чистое?

      Да уж, стойкий запах мыла чувствовался уже в прихожей. А сама хозяйка выглядела такой же чистой, как кустик бегонии, с которого бабушка каждый день любовно стирала пыль, листик за листиком. А еще фру Росен была похожа на капусту: из-под одной юбки у нее проглядывала другая, а поверх платья были надеты две кофты и еще красивая шаль с переливающимся на свету рисунком.

      Холодно. У Кёрстен, пока она шла по коридору, даже пар изо рта шел. И как можно жить в такой холодной громадине?

      В гостиной, к счастью, горел камин, и обои были теплого, янтарно-желтого оттенка, отчего в комнате было почти уютно. Пока сестра наливает чай и пристраивает на крохотном столике плетеную корзиночку с выпечкой, Кёрстен успевает устроиться на алой бархатной подушке с ножками – кажется, та называется танкеткой2или как-то еще смешно. У противоположной стены стоит такая же, и на ней в одной и той же позе спит кошка с седыми усами. Хозяйка называет ее Элизабет и очень хвалит, а иногда берет на руки и начинает чесать за ухом – кошка тогда принимается мурчать, громко, на всю гостиную, даже еще громче, чем их Никса.

      Сама фру Росен всегда сидит в кресле с шелковыми розами; на подголовнике пришита кружевная салфетка – бабушка сама ее вывязывала целую неделю, но отчего-то просила ничего не рассказывать хозяйке, и Хельге пришлось выдумать, будто это она связала. Зато получила надбавку к жалованию.

      А отчего хозяйка так невзлюбила бабушку Ноэль, Кёрстен не знала. Более того, забыла и сама бабушка, или же просто не хотела говорить.

      – Кажется, погода сегодня просто чудесная, – проговорила фру Росен, поглядывая на окно, за которым снег валил как из прохудившейся подушки. Еще немного, и засыплет весь Роннебю – и тогда придется ждать, пока дядя Альфред на своей лошади не расчистит дорогу.

      А где же Эйнар? Вдруг его тоже засыпало с головой?

      Кёрстен открыла было рот, но хозяйка вовремя заметила и укоризненно постучала ложечкой о чашку. По ее мнению, младенцы, как она называла Кёрстен, должны молча пить свой чай и не мешать взрослым.

      Хельга принесла поднос, на котором среди белого фарфора выделялась большая кружка с божьими коровками и деревянной ручкой – ее специально заказали в лавке, чтобы было удобно и не горячо держать. Сегодня Кёрстен решает вести себя как благовоспитанная леди, с удовольствием демонстрируя графине свои новенькие нежно-сиреневые митенки, и даже оттопыривает мизинец, когда берет чашку.

      Хельга прыскает в кулак, зато фру Росен одобрительно кивает и добавляет себе еще ложечку сахара. Зоркая Кёрстен замечает, как крышка у сахарницы сама собой откидывается, и над ней на короткий миг показывается чья-то бледная прозрачная рука…

      – Я бы на твоем месте больше внимания уделяла своему чаю, дитя, – строго одергивает ее графиня, и горячий чай не успевает пролиться

2

банкетка, скамейка без спинки