Отцы и дети. Иван Тургенев

обыкновенно оставался побежденным, хотя говорил больше своего товарища.

      Однажды они как-то долго замешкались; Николай Петрович вышел к ним навстречу в сад и, поравнявшись с беседкой, вдруг услышал быстрые шаги и голоса обоих молодых людей. Они шли по ту сторону беседки и не могли его видеть.

      – Ты отца недостаточно знаешь, – говорил Аркадий.

      Николай Петрович притаился.

      – Твой отец добрый малый, – промолвил Базаров, – но он человек отставной, его песенка спета.

      Николай Петрович приник ухом… Аркадий ничего не отвечал.

      Базаров и Пушкина причисляет к «романтикам», то есть ко всему отжившему. В этом настроении персонажа уже проглядываются революционные нотки. Заменить русскую классику Базаров предлагает все тем же немецким материализмом.

      «Отставной человек» постоял минуты две неподвижно и медленно поплелся домой.

      – Третьего дня, я смотрю, он Пушкина читает, – продолжал между тем Базаров. – Растолкуй ему, пожалуйста, что это никуда не годится. Ведь он не мальчик: пора бросить эту ерунду. И охота же быть романтиком в нынешнее время! Дай ему что-нибудь дельное почитать.

      – Что бы ему дать? – спросил Аркадий.

      – Да, я думаю, Бюхнерово «Stoff und Kraft» [18] на первый случай.

      – Я сам так думаю, – заметил одобрительно Аркадий. – «Stoff und Kraft» написано популярным языком…

      – Вот как мы с тобой, – говорил в тот же день после обеда Николай Петрович своему брату, сидя у него в кабинете, – в отставные люди попали, песенка наша спета. Что ж? Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я надеялся именно теперь тесно и дружески сойтись с Аркадием, а выходит, что я остался назади, он ушел вперед, и понять мы друг друга не можем.

      – Да почему он ушел вперед? И чем он от нас так уж очень отличается? – с нетерпением воскликнул Павел Петрович. – Это все ему в голову синьор этот вбил, нигилист этот. Ненавижу я этого лекаришку; по-моему, он просто шарлатан; я уверен, что со всеми своими лягушками он и в физике недалеко ушел.

      Профессия доктора на протяжении многих столетий воспринималась с подозрением. Так в Средневековье считалось, что врачи и медицина вообще бессильны и только отвлекают человека от духовного роста, заставляя думать о мелком, второстепенном. Интересно, что Базаров и доктор, и материалист.

      – Нет, брат, ты этого не говори: Базаров умен и знающ.

      – И самолюбие какое противное, – перебил опять Павел Петрович.

      – Да, – заметил Николай Петрович, – он самолюбив. Но без этого, видно, нельзя; только вот чего я в толк не возьму. Кажется, я все делаю, чтобы не отстать от века: крестьян устроил, ферму завел, так что даже меня во всей губернии красным величают; читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями, – а они говорят, что песенка моя спета. Да что, брат, я сам начинаю думать, что она точно спета.

      – Это почему?

      – А вот почему. Сегодня

18

«Материя и сила» (нем.).