Добро не оставляйте на потом. Адриана Трижиани

что он спит в церковной усыпальнице прямо рядом с гробницами. Сильвио слышал, как Беатрис Бибба говорила девочкам в школе, что его мать вынуждена убирать церковь, потому что она носит на себе страшное клеймо, стереть которое можно лишь служением Господу. Очевидно, что мать убирала церковь просто потому, что им нужна была еда и крыша над головой. В отсутствие в семье отца, который мог бы их защитить, им не на кого было положиться. Дети продолжали сочинять истории, которые вполне годились для авантюрного романа с продолжением. Истории эти как нельзя лучше служили тому, чтобы Сильвио Биртолини знал свое место в качестве il bastardo.

      – Хватит подметать, Сильвио. Отдыхай, – сказала мать, когда пришла домой, держа в руках небольшой сверток. – Вот, – она развернула полотняную салфетку и выложила горячий bombolone на маленькую тарелку, – твои любимые.

      – Я не хочу есть, мама.

      – Ешь, Сильвио. Они свежие. Их раздавали на празднике.

      – Они совсем не такие, когда ешь их дома. Вкуснее, когда наиграешься, а потом берешь прямо с прилавка.

      Мать снова завернула гостинец.

      – Он не будет сладким, пока у тебя горькие мысли.

      – У меня почти все мысли горькие. Чудо, что я вообще могу чувствовать сладость.

      – Я тебя понимаю. – Она прижала ладонь к его лбу и осторожно коснулась марлевой повязки. – Как ты себя чувствуешь?

      Сильвио отмахнулся от ее руки.

      – Болит.

      – Заживет. Вот увидишь, завтра утром уже станет лучше. Через несколько дней ты вообще об этом забудешь.

      – Не забуду.

      – Мы должны прощать.

      – Я не могу.

      – Даже если я пообещаю, что такое больше не повторится?

      – Это будет повторяться до тех пор, пока я не вырасту и не покончу с этим. И то мне придется собрать свое собственное войско. Сейчас у меня никого нет. Есть только я. – Он попытался улыбнуться, отчего потянуло швы.

      – И как им не стыдно было за вами гнаться! Будто звери. Их надо наказать за это.

      – Не будет их никто наказывать. – Сильвио дотронулся до повязки.

      – Доменика велела мне смазывать швы оливковым маслом, и тогда шрама не останется.

      Сильвио закатил глаза:

      – Тоже мне, возомнила себя доктором.

      – Она хороший друг.

      Сильвио не хотел произносить это вслух, чтобы не огорчать мать, но Доменика, по сути, и вправду была его единственным другом.

      – Тяжело будет уезжать отсюда, – тихо сказала мать, оглядываясь вокруг.

      – Священник хочет вернуть конюшню?

      – Ты же знаешь, церкви всегда нужно больше места.

      – Мама, а ты замечала, что наш священник живет в большом доме совсем один? Зачем ему столько комнат?

      – Он важный человек.

      – Мне нравится наш дом. Я хочу здесь остаться.

      – Неважно, чего мы хотим. Я уже все решила. Мы должны уехать из Виареджо.

      – Почему?

      – Потому что у тебя все еще целы оба глаза. Они