Демон и Кикимора. Анатолий Матвиенко

прозрачными светлыми волосами, возникшее из ниоткуда для лобзаний, сведёт с ума даже крепкого военного, кем выглядел Хардинг.

      Пошли грузиться. Я тащил в руках рюкзак с пожитками, до неприличия тощий, и сумку с парашютом. Торба Самося, наверно, и то была крупнее моего рюкзака. Забрались в кузов «студебеккера». Когда он повёз нас к стоянкам, и бараки авиабазы исчезли за кормой, вдруг подумалось: какой это временный дом в моей послежизни? Сотый? Двухсотый? Постоянного не будет никогда…

      «У военных так – норма жизни, – философски заметил Андрей. – Я больше пяти лет нигде не задержался».

      «Пять из скольких? Двадцати пяти? У меня только с тридцать шестого года восемьдесят восемь лет выслуги в ВВС и в отряде космонавтов. Молчи, салажня!»

      Приехали. На бетонке – февральский иней. Вслед за Мишей я зашвырнул в люк парашют и рюкзак. Уцепился руками за край проёма, ноги забросил внутрь фюзеляжа, подтянулся. Мне, самому высокому в команде, проще других. На самом деле, этот люк в передней части фюзеляжа рассчитан на прыжок с парашютом для обитателей носа, для проникновения в самолёт полагается лесенка, ни разу мной не виденная. На втором этаже заседаем мы – первый пилот и я, второй пилот, чуть позади место топ-ганера, то есть стрелка верхней турели, он же по совместительству исполняет обязанности борттехника, участвует в обслуживании машины на земле, потому как бы приподнят в ранге над остальными пулемётчиками. На первом этаже летят штурман и бомбардир. Остальные путешествуют позади бомбоотсека – радист, стрелок нижней башенки, бортовые стрелки, хвостовой стрелок. Итого десять, задняя пятёрка попадает в фюзеляж через парадный вход, то есть большой люк справа, между крылом и хвостовым оперением. Нам, небожителям второго этажа, заходить с общего крыльца и топать через весь корпус считается западло. Не знаю – почему. Вот и прыгаем ногами вперёд в эвакуационный люк.

      За нами влез Хардинг, вытеснивший Янку с кресла, где он расслаблялся, если не надо торчать в башенке за рукоятями турелей, особенно на земле и вовремя перегонных полётов, когда не обязательно до боли в глазах рассматривать верхнюю полусферу. В общем – спасибо, обычно летучее начальство высаживает второго пилота. Что творится в корме, лучше даже не смотреть. Там Франек с мотористами, оружейниками и прочей технической братией, лишняя тонна веса. Но без профессиональной обслуги на земле наша крепость – не летающая, а мирно стоящая на бетоне. Если из неё выпал Самый Главный Болт, его некому завинтить.

      Из-за них не поднимемся высоко. Одеты тепло, а вот раздача кислорода в маски рассчитана только на штатную десятку. Даже присутствие Хардинга в кабине нарушает порядок. До трёх тысяч метров дышится без проблем, выше – хреново. Вплоть до потери сознания. А без бомб наша крепость способна забраться на одиннадцать тысяч, ни один «мессер» там не достанет. Так нам обещали. В теории.

      – Начинаем молитву! – произнёс Михаил, но сложно было ожидать «Боже еси на небеси», даже от него, свято верующего в