Шалопаи. Семён Данилюк

выходил на площадь Московской заставы, от которой к комбинатовской проходной тянулась тополиная аллея.

      По широкой аллее текли два встречных людских потока: ночная и утренняя смены. Текли себе потихоньку, не соприкасаясь. Ночная смена – умотавшаяся, утренняя – не пробудившаяся.

      Но едва ступал на аллею Земский, потоки смешивались, образуя вокруг него буруны. Энергичного, с веселинкой в глазах замдиректора останавливали, догоняли. Докладывали, доводили до сведения, сообщали, делились, жаловались, умоляли, требовали, похвалялись и, начинённые свежими анекдотами и подначками, неохотно уступали место другим, нетерпеливо ждущим очереди. Так что путь к комбинату вместо отведенных пяти – семи минут занимал у Земского тридцать – сорок. Зато, даже не дойдя до заводоуправления, он уже знал, где какой сбой произошёл, по чьей вине, чьими силами и в какие сроки это можно исправить.

      Раздеваясь на ходу, проскакивал через приёмную, плюхался на ручку массивного кресла, подтягивал к себе телефоны, и – всё вокруг закипало. Так что к директорской планерке, когда подъезжал Комков, половина проблем оказывалась решена, другая – «запущена в дело».

      В этот раз, правда, работа клеилась не споро. Мешал маленький Алька, дёргавший бесчисленные проводки и жавший на манящие звонки и клавиши селектора.

      Земский недолго размышлял, чем занять малыша. Показал на три кнопки на пульте управления:

      – Это, Алька, волшебные кнопки. Нажмёшь – баба выскочит. Показываю!

      Он нажал на все сразу. В кабинет вошли одновременно три женщины-секретарши. Удивленные.

      – Значит, так, барышни, – объявил Земский. – Как, по-Вашему, должен я сегодня поработать?.. Не отвечайте, знаю, что должен. Потому я сажусь за селектор, а он, – Земский потрепал мальца по головке, – будет вам за директора. А ваше дело – являться по его вызову и всячески занимать.

      – Как долго? – нахмурилась старшая.

      – А пока планерка не кончится.

      Игра Альке очень понравилась. В отличие от секретарш.

      Когда к обеду шофер вернул Альку в квартиру, тётя Тамарочка вовсю трудилась: перевязав волосы по лбу, шинковала капусту. О пухлое плечо цеплялась подвешенная к люстре липучка с мухами.

      – Тётя Тамарочка! – бросился с порога Алька. – Поиграй со мной в директора. Ты будешь дядей Толечкой, а я секретаршей.

      Тётя Тамарочка согласно кивнула.

      – Жми на кнопку, – потребовал Алька. – А я пока спрячусь.

      Он заскочил за тюль.

      – Динь-динь! – сказала тетя Тамарочка, не переставая строчить ножом.

      Алька выскочил чертом из табакерки. – Обними меня!

      Тётя Тамарочка охотно прижала малыша к себе, потянулась поцеловать. Алька отстранился, упёрся ручками:

      – Толюганчик, перестань. Даже не заперто! А если кто войдет?

      – Как то есть Толюганчик? – улыбка стекла с широкого Тамариного лица. Нож, мелькавший в ловкой руке, шинканул по пальцу.

      Чем закончился его визит на комбинат, Алька не узнал. Перед возвращением мужа Тамара отвела ребёнка