Собрание стихотворений. Роман в стихах (сборник). Марлена Рахлина

новый переезд:

      вот-вот, с недели на неделю…

      А скарб все ветше, груз тяжеле,

      все меньше на повозке мест.

      Друг милый, потеснись слегка,

      ведь что упало, то пропало.

      Теперь поедем как попало,

      теперь дорога коротка.

      Не плачь! Одна у нас беда,

      что все ломается, все бьется,

      и вовсе в руки не дается,

      и ускользает навсегда.

      Не плачь! Мы легкою стопой

      пройдем пешком пути остаток,

      нагие с головы до пяток,

      зато… Ну, плачь… Ну, Бог с тобой…

      Все в этих стихах как будто условно и символично. Вместе с тем символика эта прозрачна. Так узнаваем этот излом пути, поворотный пункт судьбы, так знакомы эти обстоятельства. И какая пронзительная печаль за всем изображенным… И ни слова о самой печали. Она и здесь, присутствуя, остается неназванной. Она растворилась в стихах, стала ими, через них звучит не наименование ее – мотив, переживание. Так и было сказано в том раннем стихотворении:

      И вот она, неназванная скорбь,

      приходит и становится стихами.

      Можно в этом утверждении искать выражение позиции нравственной, можно – эстетической. Скорее всего, здесь есть и то, и другое. Этика и поэтика едины в той традиции, к которой принадлежит М. Рахлина. Это традиция тютчевской «божественной стыдливости страданья» и «тайной струи страданья» у Пастернака. За этим сдержанность и целомудрие человека, причастного к высокой культуре поведения и общения. За этим свойственное серьезному художнику понимание, что, прямо говоря о скорби, впечатления о ней не создают.

      За этим стремление оградить внутренний мир от доминирования в нем темных, негативных, вносящих смятение переживаний, вывести их в соответствующую им часть шкалы эмоций, придать им статус фона, периферии, противовеса, но не доминанты в мировосприятии, в переживании бытия. Во внутреннем мире, в поэтической экзистенции в рамках данной традиции должны доминировать ясность, чистота, просветленность, свобода, вдохновение. Способность так переживать бытие, таким видеть мир – своего рода чудо.

      Поистине чудо, что мы

      живем, не чураясь успеха,

      живем среди плача и смеха,

      средь лета, а также зимы.

      Поистине чудо, что мир,

      где столько всего накопилось,

      не кончилось и не забылось,

      все так же желанен и мил.

      А это не чудо ль, что ты,

      земля, увлажненная кровью,

      с признательностью и любовью

      даришь нам хлеба и цветы?

      И между тюрьмой и войной

      все рады, все сыты, все пьяны,

      так желто и красно вино,

      так звонки и полны стаканы.

      А главное чудо: шутя

      и с жизнью чудак расстается.

      Не смысля, смеется дитя –

      все ведая, старец смеется.

      Сама жизнь воспринимается как чудо. И когда желанен и мил этот самый мир, между тюрьмой и войной,