Чисто семейное убийство. Анна Орлова

я с чувством и на мгновение прижалась к Этану.

      Он хмыкнул и приобнял меня за плечи.

      – А как же призрак?

      Я только глаза закатила. Как я могла забыть?

      – Теперь мы знаем, как выглядело платье, – утешил меня Этан. – И если уж призраку Оливии оно так необходимо… Как думаешь, ее устроит такое же?

      Я моргнула. Настоящая мужская логика! Не одно платье, так другое – какая разница?

      – Сомневаюсь, – ответила я задумчиво. – Раз призрак так беспокоился о платье, значит, с ним связано что-то важное.

      Хотя как знать, что понимала покойная Оливия Кларк под важным? Быть может, оно просто особенно шло к ее глазам?

      – Стоит попробовать, – настаивал Этан. – Вдруг это… как там говорил викарий? Принесет мир душе?

      Я усмехнулась.

      – Боюсь представить, как призрак станет примерять наряды.

      Этан почесал бровь. Кажется, о практической стороне вопроса он не задумывался. А зря!

      Он благоразумно сменил тему:

      – Любопытно, как все-таки она умерла?

      – Полагаешь, это удастся выяснить тридцать лет спустя?

      – Это мой долг, – ответил муж серьезно. – Как офицера полиции. Кстати, надо бы разыскать полицейского, который тогда расследовал дело. Но начать стоит все-таки с Питера. К тому моменту он уже был достаточно взрослым и должен многое помнить… Кстати, как насчет прогулки?

      – С удовольствием, – откликнулась я и покосилась на окно, за которым по-прежнему нарядно сверкал снег. Хотелось вырваться из Лонг-хауса хоть на несколько часов.

      Зря мы сюда приехали.

* * *

      Сцена в гостиной долженствовала обозначать единение семьи. Почти что сюжет для сентиментальной картины «Домочадцы наряжают елку».

      Питер возился в углу, пытаясь собрать подставку. На нем был красный свитер с рождественской символикой, носки с оленями и мишура вокруг шеи вместо галстука. Маргарет командовала мужем («Эта деталь должна быть справа, дорогой!.. Справа, а не слева… Согласись, так намного лучше!») и одновременно пересчитывала игрушки в коробке. Юбка и жакет на ней знавали лучшие времена, однако к лацкану был приколот «букетик» из мишуры – тщетная попытка придать старым вещам налет праздника. На диванчике у лестницы сидела Тереза, перебирая ворох бумажных гирлянд. Лицо у нее сияло, как у ребенка, и она выглядела почти хорошенькой. Даже старик Джозеф был тут! Хотя его участие сводилось к беспрестанному ворчанию.

      – Какому идиоту пришло в голову развесить повсюду эти дурацкие колокольчики? – вопрошал он, морщась. – От их трезвона у меня болит голова!

      – Голова у вас болит от переизбытка кларета за обедом, – парировала Маргарет, даже не обернувшись.

      Старик насупился. Очевидно, крыть ему было нечем.

      – А венки из остролиста? Ты хоть знаешь, что эта пакость ядовита?

      – Никто не заставляет вас их жевать, – съязвила Маргарет.

      Старик гневно засопел и хлопнул ладонью по подлокотнику.

      Из-за резкого звука Питер дернулся, уронил что-то тяжелое себе на ногу и взвыл. Маргарет кинулась к нему, а Тереза вздрогнула