Марчеканская вспышка (сборник). Дмитрий Иванов

почти.

      – Тогда давай в пятницу в это же время подгребай. С наживкой. Банка червей – тетрадка на бочку. Я тебе ещё не такую маляву притараню. Только ты помелом-то не сильно мети. Мусорню под беспредел не подставляй, мне ещё здесь долго рога мочить – пока на пересылку отправят. Идёт?

      – Ага!

      – Ну, бывай, керя, до скорого. Отчаливаю. Крытка ждёт.

      С этими словами мой компаньон по внезапно возникшему бизнесу собрал манатки, в том числе, десятка три рыбёшек, продетых жабрами сквозь ивовую ветку, и исчез в стене. Там где-то, вероятно, была тяжёлая металлическая дверь. Но я её не видел, только слышал глухое лязганье засова.

      Тетрадь немедленно спрятал в сарае, чтоб родители и братья с сёстрами не обнаружили. Там она у меня и ночевала. А днём мы с пацанами картинки с ничем не прикрытой натурой в ней рассматривали и озорные стихи читали, сдобренные увесистой порцией нецензурных выражений.

      А уж процессуально-криминальную версию поэмы «Евгений Онегин» ко мне приходили штудировать всем классом. Но это по осени, когда учебный год начался. Ах, Пушкин, жаль, что не дожил… А так бы точно посмеялся да позабавился над уморительными эвфемизмами типа такого: «Татьяна утром рано встала, п – ду об лавку почесала и приготовилася сечь, как Бобик Жучку станет влечь».

      Что с тем зеком, спрашиваешь? Он меня не подвёл. Правда, чаще всего с другими людьми приходилось мне дело иметь в процессе обменных операций. Понятно, что у зеков своя очередь на рыбацкий «курорт» имелась. Тут я не в обиде. Да и на что было обижаться, если за лето и начало осени удалось мне пятнадцать общих тетрадок накопить. Веришь, нет? И когда только уголовнички успевали очередную порцию скабрезностей написать, ума не приложу.

      Салеев сделал паузу, а потом неожиданно спросил:

      – А ты член с резьбой видел?

      – Шутишь?

      – Нет, у свинтуса точно – вроде винта. Сам в детстве наблюдал, как говорится, процесс. Впечатление такое… такое… Потрясение на всю жизнь!

      – В детстве, говоришь. Хм. Впервые слышу, чтоб татарские семьи свиней держали.

      – Нет, мы, конечно, не держали. Это у родителей моего школьного приятеля свиньи в хлеву имелись. Здесь ни о каком мусульманском запрете речи идти не могло. И ещё – у друга-одноклассника Серёги была собака, охотничья. Уши до земли, масть тёмно-рыжая. Красивый пёс, лохматый… утятник. Замечательный кобель, но слишком уж сексуально озабоченный. Кличка – Плутон. Всю сухопутную живность во дворе с ума сводил своими недвусмысленными намерениями.

      Не знаю, почему, только сеттер по фамилии Плутон единственно, кого не трогал, это – уток. Но петуха гонял так, что гребешок и борода у последнего голубели прямо на глазах. Куры со смеха неслись, будто передовики социалистического соревнования, оплодотворённые собственным позитивным отношением к происходящему сексуальному насилию. Куры – одно слово. Мозгов-то днём с огнём… И добавить нечего. Хотя добавлю: у птиц с мозгами ещё не так плохо, как у рыб, у тех и вовсе два грамма на косяк.

      Мой школьный приятель, наблюдая за всеми этими гонками сеттера, частенько говаривал одну интересную