Пролежни судьбы. Книга вторая. Владимир Кукин

сочинять.

      – Это не натасканности прихоть!

      Умением не воспоешь души порыв,

      памятью приходится похныкать,

      разглядывая чувственный речитатив…

      – В аэропорту ты обманул меня…

      – В том, что внешностью достойна ты любви, мной пережитой в давности дремучей, я не ошибся, доказательство передо мной. А то, что с именем тебя я разыграл… букет достойно компенсировал.

      – Меня зовут не Оля.

      – Тогда мы квиты.

      Но в летописной хронике событий ты навечно Ольга.

      – Я согласна, если вы возьмете шефство надо мной, а то ко мне мужчины пристают бесстыдно, приглашая в ресторан.

      – Когда претензии, тогда на «ты», а как подшефная к опекуну – на «вы»? Признаюсь: для внеклассной работенки в подростковой группе я плохой наставник, да и воспитатель-опекун, по-видимому, тоже.

      – Год назад закончила я школу.

      – Восьмилетку?

      – Сред…

      – Не верю, но согласен передать тебя под крылышко родителей, покатав на карусели в «Луна-парке».

      – С вами я согласна и покушать в ресторане.

      – Бабочку с собой не прихватил.

      – Я знаю, где пускают и без фрака.

      – Предложения мужчин бывают убедительны?

      – С условием, что в 10 вечера я дома.

      Впервые я почувствовал себя отцом, в руках которого характерность распущенная взбалмошной девчонки, прям Наташа, но куда опасней.

      Ее желания задернуты игривостью корриды,

      колючей проволокой напрягая шею

      охотников за шаловливой тенью вольности Эриды,

      подарков топчущей мужскую галерею…

      Карусель без ресторана, ужин в маленьком кафе, без танцевально-алкогольного потворства пьяным от разгульности желаний жадности восточным кошелькам, готовым кровью отбивать глазастость малолетки.

      Пассажи томности прогибов,

      направленный на взгляд соблазн походки,

      открытой искренности сласть призывов

      и с хитрецой доступности увертки…

      Стараясь соблюдать бесстрастный опекунский нейтралитет, без ханжества жеманной заинтересованности, я любовался откровением заигрывания, поставленного на поток, стремлением завоевать мою симпатию.

      Наивность, сдержанность, холопство,

      улыбчивых гримас слащавый вызов,

      и хватки дерзостной упорство

      впивавшейся когтями в блажь капризов…

      И тут же:

      Самостоятельности важность,

      обернутая в ловкую причуду,

      диктовкою уступок… Рьяность —

      благословляла к мысленному блуду…

      Все сделала она, чтоб в десять не попасть домой, цепочкою уловок хитростных цепляясь за возможное продление мужского опекунства над ребяческою показушностью.

      Доверительных касаний кротость,

      нежности тягучей волокно,

      оплетает скрытно самовольность

      мыслей, ткет взаимных чувств панно.

      Вскользь, глоточек нежности интимной,

      взгляд обхаживает красотой —

      прелести