Иллюзионист. Иногда искусство заставляет идти на преступление, а иногда преступление – это искусство…. Александр Подольский

сюрприз жениху, замуж собиралась, и на тебе. Хороший портрет, кстати. Я не знаток, конечно, но написано реально талантливо, прямо как живой получился. Видно, человек всю душу вложил. Племяшка моя ходит в художественную школу. Какой-нибудь любитель лучше рисует, чем эти кандинские, малевичи и прочие. Одни квадратики да кружочки. А тут лицо, прямо как фотография. Только подписано как-то по-дурацки, «бик». Как зажигалка.

      Грановский равнодушно пожал плечами.

      – Лучше бы за разговором следил, чем картинки разглядывать, – раздраженно отвесил он, глядя в сумеречную мглу, окончательно заполнившую Петербург. – Считай, у нас времени ровно до следующего убийства.

      Подъехав к дому на Богословской улице, они поднялись в квартиру. Им открыл мужчина в круглых очках, взъерошенный и небритый, теребивший обеими руками до неприличия вытянутую футболку. Его лицо выражало такую обширную палитру чувств, что Грановский и Зверев слегка замялись.

      – Вы по поводу Инны? – начал он, оглядывая следователей ошалелым взглядом.

      – Да. Для начала, примите, пожалуйста, соболезнования, – заговорил Грановский, пытаясь придать высушенному за двадцать шесть лет работы голосу долю сочувствия.

      Мужчина распахнул рот и заскулил, но ни Грановский, ни Зверев не смогли с точностью определить, то ли вдовец разразился рыданием, то ли рассмеялся в истерическом припадке.

      В таком же недоумении они удалились спустя три четверти часа.

      Покинув пределы душной, добрый месяц не проветриваемой квартиры, они, словно по взмаху дирижерской палочки, выдохнули с облегчением.

      – Сегодня кругом одни сумасшедшие, – Зверев покачал головой.

      – Похоже на то. Только виновный вряд ли открыто сообщил бы, что у его жены любовник. Алиби от младенца я, конечно, не засчитаю, но готов поставить, – Грановский задумался на мгновение, – пять тысяч, что этот Артур Шишкевич ни при чем.

      – Это почему?

      – Ты обратил внимание, как долго он рассматривал фотографии других жертв? На приметы свидетелей обратил внимание. Что у Кирилла Суровкина плешина, а у Гусева, который жил со шлюхой, родинка в половину лица.

      – С проституткой. Шлюха – не за деньги. Извиняюсь, что перебил.

      – Ну и жену слил, что ходила налево. Чтобы так притворяться, надо быть блестящим актером. – Майор помахал пальцем. – Но ты завтра загляни к нему еще разок. Раз он сидя дома программирует, то наверняка застанешь. Позвони за часик. Посмотрим, что он там наболтает по второму заходу. Но вряд ли это он, – Грановский покачал головой.

      – Так, значит, придется проверять этого Ермолаева, если покойная реально с ним… – Его лицо на секунду засветилось, но, вспомнив об отрезанных руках и ребенке, Зверев вновь помрачнел.

      – Проверим, Миш. Проверим, – вздохнул Грановский.

      В безрадостном молчании они неслись в направлении Свердловской набережной, навстречу свинцовой поверхности Невы, видневшейся в начале Пискаревского проспекта.

      Над головой майора Грановского склонилась, подобно теряющим листву кленам Любашинского