Отвертка. Илья Стогоff

Белкин был не простым гомосексуалистом, а идейным и очень агрессивным. Он был пророком гомосексуалистической идеи.

      Белкин не был похож на типичного гея, как их показывают в кино: жеманного типчика с родинкой на верхней губе и в женском нижнем белье. Двухметровый Саша с пудовыми кулаками и бугристым лысым черепом пил, как лошадь, громко матерился и был не дурак подраться.

      В свое время, еще при коммунистах, за свои половые пристрастия Саша успел посидеть в тюрьме. Говорят, даже там он пользовался неким авторитетом. Звучит фантастично, но я этому верю: несколько раз мне доводилось пить алкоголь с ним в одной компании. На определенной стадии подпития Белкин грабастал самого симпатичного из собутыльников и жутким грудным голосом сообщал: «А теперь, милый, мы с тобой поцелуемся… Возражения?..»

      Кроме того, он мог заявиться на работу с накрашенными глазами и губами. Отчего становился похож на персонажа последних фильмов Джона Карпентера.

      Вчера Саша со своим мальчиком – у Саши был мальчик, очень вежливый студентик из престижного вуза, – отправился в бассейн.

      – Слушай, нормально, блядь, себя вели. Плавали там… типа с вышки прыгали… А рядом бандюги какие-то плескались… Уроды, бля буду…

      – Уроды – в смысле некрасивые?

      – Уроды – в смысле обзываться начали. Не, бля буду, грязно обозвались… да еще громко так… Короче, это… я им сказал, чтобы они вели себя прилично… все-таки в общественном месте находятся…

      – Ну и чего?

      – Ну и, это… огреб, короче…

      Я представил себе, как все это выглядело на самом деле. Скорее всего, уже с утра вылакавший не меньше бутылки коньяка Саша ржал как конь, тряс своей вдетой в заросший густой шерстью пупок сережкой и норовил прихватить студентика прямо в воде. Чем и вызвал гнев непривычных граждан.

      – Приложи к глазу пакетик от выпитого «Липтона». На следующий день синяк пройдет.

      – А пройдет ли от «Липтона» гомофобия нашего общества, Илья?

      Я вышел из буфета, поднялся на четвертый этаж, отпер дверь кабинета и кинул мокрую куртку на кресло.

      Из аппарата успела наползти длинная, как анаконда, лента факсовых сообщений. Я скомкал ее и швырнул в корзину для бумаг. Секретарша Оля, которой я оставляю ключ, чтобы она иногда прибирала у меня в кабинете, положила на стол несколько писем от читателей. Не читая, я отправил их вслед факсам. Затем в корзину полетели и подсунутые под дверь последние номера городских газет.

      Я выкурил, прикуривая одну от другой, несколько сигарет. Через серое окно тщательно осмотрел небольшой кусочек грязной осенней Фонтанки.

      Потом я запер кабинет, спустился в магазин на первом этаже, купил упаковку из шести банок «Балтики», поднялся на третий этаж и постучал в кабинет Кирилла Кириллова.

      Кабинет Кирилла располагался всего через один от моего. Из-за запертой двери поинтересовались:

      – Кто? Кто там?

      – Пятьсот на шесть… сейчас… Там – три тысячи грамм. Не помешаю?

      – Сколько грамм?

      Дверь