Все, что мы помним. Брюс Нэш

переспрашиваю я. – Довольна?

      Менеджер по Исходу смотрит на нас обеих с явным отвращением – видимо, из-за того, что мы используем такие выражения. Потом снимает с этого, как его, какую-то фотографию и смотрит на нее так, словно ее там нет.

      – Мы очень гордимся нашей Схемой Ухода, – говорит он.

      – А когда будет бинго? – спрашиваю я у него.

      Он смотрит на меня. Улыбается. Ставит фотографию обратно на этот, как его. Берет другую. Его врачебный этикет так и продолжает сочиться из него, пока он это делает – пропитывая все вокруг, словно прокладку от недержания мочи. Он не утруждает себя составлением целых предложений. Он предпочел бы просто выбросить меня из окна. Он говорит что-то о своих Коренных Задачах. О Преданности Делу. Единомыслии. Постоянном Повышении Качества. Передовых Методах. Интеграции. Всеохватности.

      Сейчас Менеджер по Исходу держит в руках фотографию того дядечки постарше. Смотрит на нее. У нее красивая рамка, хотя и не золотая. Он проводит по ней пальцами. Переворачивает ее, смотрит на обратную сторону, как будто рассчитывая там что-то найти.

      Мне не нравится, что он держит эту фотографию, смотрит на нее, прикасается к ней. Дядечка постарше глядит с фотографии с таким серьезным видом, будто вот-вот скажет что-то смешное, пусть даже в этот момент его крутят и теребят эти рассеянные пальцы, с которых так и капает этот самый врачебный этикет. Сама до конца не пойму, что чувствую при виде того, как Менеджер по Исходу обращается с фотографией дядечки постарше таким вот образом. Однако это все-таки вызывает у меня какие-то чувства. Собственнические? Покровительственные? Страх? Ярость? Стремление защитить? Как же это назвать?

      – Что-то случилось с моей приятельницей, – говорю я.

      Менеджер по Исходу улыбается.

      Мы понимаем друг друга.

      Пролистываю назад еще несколько страниц большого ежедневника, пока не добираюсь до самого недавнего завтрашнего дня, когда мой сын должен был свозить меня в какое-нибудь милое местечко выпить чаю.

      Припоминаю все обычные трудности с тем, чтобы затолкать мой ходунок в машину, а потом и меня саму на пассажирское сиденье, бережно обращаясь с моей головой, а затем все эти хлопоты с застегиванием ремней безопасности, поиском парковки и прочими вещами, из-за которых мой сын терпеть не может возить меня в какие-нибудь милые местечки выпить чаю, но когда мы наконец добираемся туда и я заказываю ламингтон [8], мой сын явно очень горд собой, что приятно видеть. И одна из причин, по которым он так горд собой, – это что из кафе, в которое он меня привез, я могу посмотреть на море.

      Я рада, что это вызывает у него гордость.

      Я не люблю море.

      Из кафе можно наблюдать за людьми, которые прогуливаются вдоль кромки воды со своими собаками. Собак я тоже не особо-то жалую. Есть одна, которую Сердитая Медсестра время от времени допускает в это место, чтобы, как она выражается, поднять нам всем настроение. Миленькая такая, пушистенькая

8

Ламингтон – популярный австралийский десерт, представляющий собой прямоугольный бисквит, покрытый шоколадной глазурью и обсыпанный кокосовой стружкой.