Мой школьный мальчик. Дана Райт

когда я буду готова к большему, Юра наткнулся на ежика.

      ***

      Такого облома у меня еще не было. Остановиться было чертовски трудно. Я сначала даже не понял, что она сказала. Слава Богу, до моего, помутненного возбуждением, разума, дошло ее тихое послание, иначе я натворил бы дел, потому что я был готов к этому. Почему она так испугалась? И откуда эти слезы? Я перестал дышать, когда увидел, как за одну секунду ими наполнились ее глаза. Смотрел, и как дурак, ничего не мог выдавить из себя. Мне потребовалась почти минута, чтобы произнести хоть что-нибудь, и вроде у меня получилось успокоить ее. Мое тело все еще возбуждено, но теперь мысль трахнуть ее отступает. Я не могу. Не могу надавить на нее, искусственно приблизить этот момент уловками, как бы мне не хотелось. И теперь мне кажется, что Тина не та девчонка, которую я смогу поиметь и оставить, как было задумано изначально.

      Как бы там ни было, я уже дал ей обещание, и намереваюсь его сдержать. Так что теперь, что бы ни случилось между нами, в любой момент я должен быть готов оторвать от нее руки, если она этого попросит.

      Извинилась. Усмехаюсь, пялясь в экран ноута, где кручу какой-то сериал, не вызывающий у меня интереса, хотя еще полтора месяца назад он захватывал меня. Теперь меня мало что захватывает. Только эта девчонка. За что она извинилась? Это я должен был извиниться. Вот только я не вижу смысла в извинениях. Что они дают? Ничего!

      Из размышлений об Орловской меня выдергивает звонок мобильника. Отец. Не хочу отвечать. Но если я не возьму трубку, дальнейшие события ограничатся двумя действиями: а – мне перезвонит Роза, и проведет беседу об уважении к старшим, и Розу придется слушать, потому что обидеть женщину, вырастившую меня, я не имею права; б – уже через час в школу приедет дядя Рус, заберет меня, как бы я ни сопротивлялся, потому что этот громила может меня и на руках вытащить, хоть я не так мал, как в детстве, и увезет на встречу с отцом. А отец в Москве, раз звонит.

      Три года назад я перестал брать трубку от папаши, потому что он названивал мне пару раз в месяц с тупыми вопросами о моих делах. Мои дела перестали его касаться в тот момент, когда я пролил последнюю слезу по маме и сестре, а он испарился из моей жизни, оставив на попечение Розе и начальнику службы своей безопасности. И он перестал звонить. Теперь его звонки лишь оповещают меня о его присутствии в Москве и желании встретиться со мной, чему я пока не могу противиться.

      Ничего не поделаешь – иногда нам приходится делать то, с чем наши желания не совпадают.

      Нажимаю на кнопку приема звонка и молчу в трубку.

      – Сын, ты тут? – ухмыляюсь вопросу отца, заданного спустя полминуты молчания.

      – Нет, это телефон сам тебе ответил, – хамлю я, не получается у меня без этого с ним общаться.

      – Оставь при себе подколы. Я заеду за тобой через час.

      – И куда мы поедем?

      – Есть пожелания?

      – Есть пожелание остаться там, где я сейчас.

      – Значит, выбор за мной, сынок, – он что, хохотнул в трубку?

      Отец сбрасывает вызов. Вот такое семейное общение. Не сказать что мы близки, не так ли?

      Бегу к Тине, надо сказать ей, что кино отменяется,