Ведьма из Карачева. Галина Семеновна Сафонова-Пирус

пор и не приходил больше.

      Выслушала всё это мамка, встала, и пошли мы домой. А вечером говорить мне:

      – Маня, ты нонча спать со мной будешь.

      Легли… Вдруг ночью будить меня:

      – Вставай!

      Проснулася я, а она сидить на постели испуганная такая! И молится, молится, да суёть мне в руки икону и шепчить:

      – Молися! Скорей молися, доченька!

      Стала и я молиться, причитать… И до-олго мы потом с ней никак не могли уснуть, всё-ё она по сторонам озиралася и крестилася. Да и на другой день ходила какая-то вялая, скучная, а когда стали укладываться, говорить нам:

      – Дети, ложитесь-ка со мной.

      Легли мы… а ночью и слышим:

      – Скорей, скорей вставайте!

      Глядим, а она опять крестится и кричить:

      – Уходи, уходи!

      Господи, как мы перепугалися! Закричали, заплакали. Проснулся и дедушка, подошел к ней, стал уговаривать… Ну, успокоилася она, наконец, заснули мы.

      И прошло после этого много месяцев, как рассказала она нам, что в те ночи страшные приходил к ней отец. Подойдёть вдруг к постели и скажить: «Не плачь. Я пришел». Вот тогда-то и будила нас.

      Глава 7. Снег под босыми ногами

      Прошло с полгода, как осталися мы без папашки. Наше хозяйство разваливалося. Одну лошадь мать продала еще на похороны и другую тут же, вскорости. А лошадь эта горячая была, норовистая, бывало, поведёть её отец к колодцу поить, так кре-епко за узду держить, а то если вырвется, лови тогда! Вот дедушка и не мог с ней ладить, а мать и подавно. Осталася последняя… Как-то поехал дед пасти ее позади нашего огорода, пас, пас, да и заснул. Старенький же был… Ну, лошадь эта возьми да забреди на барский луг, а там караульшык как раз был, и такой свирепый, паразит! Наскочил на дедушку и избил его. Приехал тот домой, да и захаркал кровью. А тут же и по сыну всё скорбел! Вот и зачах, и помер вскорости. А через несколько месяцев помер наш маленький братик, осталася вдова с тремя детьми. И пришлося мамке продать последнюю лошадь.

      Ну, пока запасцы были, жили мы неплохо, а вот когда закончилися, то пошла мамка работать на пенькотрепальную фабрику. Бывало, уйдёть утром, а мы одни на цельный день останемся, да выскочим с Динкой так-то на улицу и кажется: сейчас вернёмся, только к подруге сбегаем, а та куда-нибудь и позовёть. И подались по заречью, в рошшу. Как завихримся!.. Где-нибудь и вспомним: а Коля-то, братец наш… как один дома? Он же совсем ишшо маленький был. Да как пустимся домой! Прибягим, а он или заснул, или сидить на дороге в песке играить, или вовси куда уплёлся. Хата наша и стоить раскрытая. А сколько нишшых пройдёть за день? Зайдуть, нябось, увидють, что никого нетути, да и сташшуть что-нибудь. Мамка другой раз как схватится: и того нетути, и того. Ругать начнёть:

      – Дети, надо ж закрывать хату! Не оставляйте дверь настеж!

      Плачем, обешшаем, а уйдёть на фабрику, мы и опять…

      Раз так-то