Дорога на Стамбул. Первая часть. Борис Александрович Алмазов

это по притче о блудном сыне!

      – Точно так! – подтвердил провожатый.

      – Но так, да не эдак! Там старший брат возмутился, что ж, мол, этого шаромыжника жалеть… А тут его все жалеют…

      – «Истинно, истинно говорю вам, – процитировал старик. – Бог прежде отец ваш, а уж потом судья…»

      – Да! – сказал Осип. – Вот эта картина государя достойна. А то понавешали толстомясых – смотреть срамно!

      – Сколь тебе еще служить осталось? – с нескрываемой теплотой спросил старик.

      – Теперь-то уж немного – меньше года.

      – Ну вот, стало быть, скоро к родителям своим припадешь, ты ведь, я чаю, неженатый?

      – Эх, Гаврила Дмитрия! – вздохнул казак. – Припадать-то мне не к кому… Отца у меня нет – преставился, когда мне год был. А матушка во втором браке, там и детишек имеют… Я с пяти годову в услужении… И хоть Демьян Васильич, хозяин мой, лучше иного отца для меня, а только вот так-то не припадешь…

      – Ты какой станицы? – совсем ласково спросил кавалер.

      – Собеновской, – ответил Осип. – Собеновской станицы, Зарокова хутора – так в бумагах пишусь… Потому как хутора этого давно, гутарят, нет, а может, и не было никогда. А проживаю в Жулановке – это слобода такая…

      – Какого хутора? – переспросил старик, и Осип увидел, как его гладко выбритый подбородок мелко дрожит в кустах седых подусников.

      – Зарокова хутора…

      – Да ты чей? – перебил его старик.

      – Осип сын Алексеев Зеленов. Что с вами, дяденька Гаврила Дмитрич!

      Старик повалился на скамейку, хватаясь за сердце.

      – Стань к свету! – приказал он. – Сыми кивер! – И совсем уже на выдохе: – Схожжж!

      – С кем? – не понял Осип.

      – На своего отца схож, на моего крестового брата: Алексея Хрисанфова Зеленова… Вечная ему память… – прошептал старик трясущимися губами. – Ося, сынок, ты меня в первом же увольнении разыщи… – Старик весь обмяк. Утратил костяную несгибаемую выправку и вдруг превратился в немощного инвалида с трясущимися склеротическими руками и слезящимися глазами. – Вот ведь как бывает! Привел Господь Алешиного сынка повидать…

      Надо ли говорить, что при первой же возможности Осип птицей кинулся к старику и легко отыскал его на Миллионной, в дворцовой казарме, где старик квартировал в отдельной каморке. Вот там, усевшись без мундира и галстука за самовар, старый кавалер, смахивая слезы, до которых, судя по каменному подбородку и воинским регалиям, был не горазд, рассказал Осипу страшную его родословную и ту смутную тайну, о которой он догадывался с детства, но не мог предположить, о чем она.

      После восстания поляков в Киевской, Житомирской, Харьковской и других губерниях осталось много пустующих, вымороченных имений. Владельцы их либо сложили головы в боях с русскими войсками, либо, лишенные прав состояния, были высланы в Сибирь. Их крепостные иные разбежались, а иные прятались по лесам и болотам, ведя партизанскую войну с войсками и постепенно превращаясь в обыкновенных разбойников.

      Имения пустовали,